Блюма (со страхом глядя на нее). Да, да… Я слушаю…

Женя. Тут сейчас папа твой приходил… Из больницы…

Блюма (отгораживаясь руками от несчастья). Не говори, не говори!.. Не надо!..

Входит Мопся со священником; за ними идут девочки.

Мопся. Пожалуйста, батюшка… Мы уже давно ждем.

Священник проходит в церковь.

Вам, Грищук, начальница что приказала? Про окна… забыли? (Увидала Блюму.) А вы зачем здесь? У нас сейчас исповедь… Ступайте домой… А завтра придете за своими бумагами. Вы здесь больше не учитесь… (Обращается к девочкам.) Медам, батюшка уже в церкви. Кто на исповедь, становитесь у двери в церковь. Аверкиева, раздайте свечи…

Блюма пошла к выходу.

Женя (бросилась к ней). Блюма!..

Блюма. Прощай, Женя… Спасибо тебе… И вам, Грищук, спасибо… (Ушла.)

Мопся. Кто первая, медам? Ярошенко, идите!..

Ярошенко (обращаясь к своей соседке). Певцова, я тебя тогда дурой обозвала… Прости, пожалуйста!.. (Перекрестилась.)

Певцова. Бог простит. (Перекрестилась.)

Ярошенко (другой девочке). Фохт, прости меня… (Перекрестилась.)

Фохт. Бог простит. (Перекрестилась.)

Ярошенко ушла в церковь.

Маруся (увидев у Жени за нагрудником уголок розовой бумажки). Это у тебя что?

Женя (устало и озабоченно). Да все то же… про галстуки… (Бросает бумажку на пол.)

Зина. Блюму жалко… Как-то она там, бедная!..

Женя (думает, очевидно, о том же самом). Да…

Маруся (разглядывая брошенную Женей розовую бумажку). Женя!.. (Возбужденно шепчет.) А ведь тут не только про галстуки!.. Ей-богу!

Женя. Что такое?

Маруся. Тут на обороте совсем другое написано… Хорошо, что Мопся не прочитала… Смотри!..

Женя (взяла бумажку, читает). «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Нянька (обрадовался). Вот-вот, аккурат это самое люди на улице в том правильном листке читали… Я слыхал!..

Женя (читает). «Товарищи рабочие! Мы устали работать на хозяев. Мы не можем больше видеть, как растут наши дети — без хлеба, без солнца, без школы, без детства…» Нянька, слышишь?

Нянька. Слышу, Ерошенька.

Женя (читает). «…Третьего дня мы вышли на улицу… Слуги кровавого царя встретили нас нагайками и пулями…»

Маруся. Осторожно, Женя! Катя смотрит!

Женя (читает тише). «…Сегодня мы хороним наших товарищей… Все, кто с нами, выходите на улицу! Бросайте работу, остановите колеса, тушите топки, — все на улицу, товарищи!..» (Замолчала.)

Маруся. Все?

Женя. Все… (Вдруг заволновалась.) Зина, обложка для второго номера журнала у тебя?

Зина. У меня в шкафчике лежит… Только обложка и есть… Середки-то ведь мы так и не написали…

Женя (показывая на прокламацию, только что прочитанную, которую держит в руке Маруся). Вот она, середка! Сейчас, после исповеди, перепишем… Спрячь, Маруська!..

Катя (тихонько подкравшись, выхватила у Маруси из рук прокламацию). Это у тебя, Горбацевич, что за бумажка?

Маруся (пытаясь вырвать у Кати из рук прокламацию). Отдай! Сию минуту отдай!

Катя. А вот не отдам! А вот не отдам!