— Отец Николай! Если вы уже уходите, то, может быть, встретимся раньше?

— Он недолго подумал:

— Если вас устроит — через полтора часа.

— Благодарю вас.

— Буду вас ждать в байтистерии. Это там, где таинство крещения свершается. Небольшая такая пристроечка.

— Я понял.

— Вы будете один?

— С секретаршей.

— Доверяете ей?

— Не имею оснований для противного.

— Хорошо. Я предупрежу.

— А что, у вас там тоже охрана?

Он усмехнулся:

— Политика и во храме остается политикой. Согласны?

Я вернулся к Наташе. Она, похоже, крепилась, чтобы выглядеть спокойной, но это обходилось ей дорого, и человек, упорствующий в любопытстве, смог бы без особого труда понять: с нею что-то стряслось, и это «что-то» не имело ничего общего, скажем, с находкой бумажника с десятком тысяч россов, евро или хотя бы долларов США.

— Идем, Наташенька, — я предложил ей руку, и она охотно оперлась на нее.

Вечно твой чемодан мне мешает… — пожаловалась она.

— Это почти часть моего тела.

Она только пожала плечами. В буфете было немноголюдно. Я выбрал самый дальний столик. Приложив палец к губам, выудил из только что раскритикованного кейса детектор. Нет, столик, похоже, не был населен «клопами», «жучками» и прочей живностью на молекулярных схемах.

Теперь можно. Что случилось?

Она непроизвольно глотнула.

— Старик погиб.

Не было сомнений, о каком старике шла речь, но все равно переспросил:

— Бэ-Ха? Она кивнула.

— Спокойно, — сказал я. — Только спокойно. Тут не опасно. (Я вовсе не был в этом уверен, но не объяснять же ей всю ситуацию.) Задержи дыхание и приди в себя. Можешь закрыть глаза ненадолго. Я тут рядом.

Охраняю тебя. Не волнуйся. Тебе ничто не грозит. Ничто. Понимаешь?

Не открывая глаз, она слабо кивнула. Прошло с полминуты. Наконец она подняла веки и улыбнула,.

— Извини. Я и правда расклеилась. Не ожидала ничего такого…

— Как это произошло? Сбила машина? Она качнула головой.

— Нет. Он был очень осмотрителен и осторожен. Даже никогда не ходил по краю тротуара — держатся ближе к домам.

— Ты наблюдала за ним?

Нет, просто мне приходилось несколько раз с ним прогуливаться. Он уже лет десять жил одиноко, жена умерла… Или нет, вспомнила: она осталась за границей, там, где было его последнее место работы: где-то в Южной Америке. Нашла там кого-то, как поняла. Вообще он не любил об этом говорить. Дети давно выросли, по-моему, он с ними почти не общается; да в Москве и нет никого из них.

— Хорошо. Что же случилось?

— Я сама не видела. Но говорили, снайпер подстрелил его возле дома.

— Кто говорил?

— Ну, там на улице и в квартире была уже мипиция… А может быть, и не милиция или не только она: большинство было в штатском.

— Когда это произошло?

— Где-то за полчаса до моего приезда.

— Его принесли домой?

— Нет, конечно. Говорят, увезли — наверное, больницу или сразу в морг, не знаю.

— Как же они попали к нему домой? Ну да: наверняка у него был с собой паспорт. Наша бессмертная прописка иногда бывает и полезной…

— О паспорте не знаю, но у него в записной книжке был адрес и телефон — в самом начале, как это обычно делается.

— Какая записная книжка? Обычная, электронная.

— Где она сейчас?

— Осталась у них, наверное.

— Жаль. Хотя тут, конечно, ничего нельзя было поделать. Ну а как с тобой обошлись?

— Можно сказать — вполне нормально. Выспросили, конечно, кто я и зачем пришла… Я им все объяснила. Они записали, что им было нужно, и сказали, что мне потом придется прийти к ним для более подробного допроса. Попросили никуда не уезжать.

— Чем еще интересовались?

— Ну, есть ли у меня какие-то его документы, записи, что я знаю о его знакомых, кого встречала у него — все такое.

— Что ты ответила?

— Объяснила, что все обработанное возвращала ему, у меня ничего не оставалось.

— Но у тебя же что-то сохранилось? Сама говорила.

— Н-ну… На самом деле почти все отработанные кассеты оставались у меня. Он просто о них не спрашивал — может быть, кое-что забывал. Все-таки возраст.

— Почему ты не сказала им об этом?