В горнице моей светло... (сборник)
вернуться

Рубцов Николай Михайлович
Шрифт:

ОСЕННЯЯ ЛУНА

Грустно, грустно последние листья, Не играя уже, не горя, Под гнетущей погаснувшей высью, Над заслеженной грязью и слизью Осыпались в конце октября! И напрасно так шумно, так слепо, Приподнявшись, неслись над землей, Словно где-то не кончилось лето, Может, там, за расхлябанным следом, — За тележной цыганской семьей! Люди жили тревожней и тише, И смотрели в окно иногда, — Был на улице говор не слышен, Было слышно, как воют над крышей Ветер, ливень, труба, провода... Так зачем, проявляя участье, Между туч проносилась луна И светилась во мраке ненастья, Словно отблеск весеннего счастья, В красоте неизменной одна? Под луной этой светлой и быстрой Мне еще становилось грустней Видеть табор под бурею мглистой, Видеть ливень и грязь, и со свистом Ворох листьев, летящий над ней... 1966

ЖУРАВЛИ

Меж болотных стволов красовался восток огнеликий... Вот наступит октябрь – и покажутся вдруг журавли! И разбудят меня, позовут журавлиные крики Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали... Широко по Руси предназначенный срок увяданья Возвещают они, как сказание древних страниц. Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье И высокий полет этих гордых прославленных птиц. Широко на Руси машут птицам согласные руки. И забытость болот, и утраты знобящих полей — Это выразят все, как сказанье, небесные звуки, Далеко разгласит улетающий плач журавлей... Вот летят, вот летят... Отворите скорее ворота! Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих! Вот замолкли – и вновь сиротеет душа и природа Оттого, что – молчи! – так никто уж не выразит их... 1966

* * *

А между прочим, осень на дворе. Ну что ж, я вижу это не впервые. Скулит собака в мокрой конуре, Залечивая раны боевые. Бегут машины, мчатся напрямик И вдруг с ухаба шлепаются в лужу, Когда, буксуя, воет грузовик, Мне этот вой выматывает душу. Кругом шумит холодная вода, И все кругом расплывчато и мглисто. Незримый ветер, словно в невода, Со всех сторон затягивает листья... Раздался стук. Я выдернул засов. Я рад обняться с верными друзьями. Повеселились несколько часов, Повеселились с грустными глазами... Когда в сенях опять простились мы, Я первый раз так явственно услышал, Как о суровой близости зимы Тяжелый ливень жаловался крышам. Прошла пора, когда в зеленый луг Я отворял узорное оконце — И все лучи, как сотни добрых рук, Мне по утрам протягивало солнце... 1966

ОСТРОВА СВОИ ОБОГРЕВАЕМ

Захлебнулось поле и болото Дождевой водою – дождались! Прозябаньем, бедностью, дремотой Все объято – впадины и высь! Ночь придет – родимая окрестность, Словно в омут, канет в темноту! Темнота, забытость, неизвестность У ворот как стража на посту. По воде, качаясь, по болотам Бор скрипучий движется, как флот! Как же мы, отставшие от флота, Коротаем осень меж болот? Острова свои обогреваем И живем без лишнего добра, Да всегда с огнем и урожаем, С колыбельным пеньем до утра... Не кричи так жалобно, кукушка, Над водой, над стужею дорог! Мать России целой – деревушка, Может быть, вот этот уголок... 1966

В МИНУТЫ МУЗЫКИ

В минуты музыки печальной Я представляю желтый плес, И голос женщины прощальный, И шум порывистых берез, И первый снег под небом серым Среди погаснувших полей, И путь без солнца, путь без веры Гонимых снегом журавлей... Давно душа блуждать устала В былой любви, в былом хмелю, Давно понять пора настала, Что слишком призраки люблю. Но все равно в жилищах зыбких — Попробуй их останови! — Перекликаясь, плачут скрипки О желтом плесе, о любви. И все равно под небом низким Я вижу явственно, до слез, И желтый плес, и голос близкий, И шум порывистых берез. Как будто вечен час прощальный, Как будто время ни при чем... В минуты музыки печальной Не говорите ни о чем. 1966

* * *

Ветер всхлипывал, словно дитя, За углом потемневшего дома. На широком дворе, шелестя, По земле разлеталась солома... Мы с тобой не играли в любовь, Мы не знали такого искусства, Просто мы у поленницы дров Целовались от странного чувства. Разве можно расстаться шутя, Если так одиноко у дома, Где лишь плачущий ветер-дитя Да поленница дров и солома. Если так потемнели холмы, И скрипят, не смолкая, ворота, И дыхание близкой зимы Все слышней с ледяного болота... 1966

ИДЕТ ПРОЦЕССИЯ

Идет процессия за гробом. Долга дорога в полверсты. На ветхом кладбище – сугробы И в них увязшие кресты. И длится, длится поневоле Тяжелых мыслей череда, И снова слышно, как над полем Негромко стонут провода. Трещат крещенские морозы. Идет народ... Все глубже снег... Все величавее березы... Все ближе к месту человек. Он в ласках мира, в бурях века Достойно дожил до седин. И вот... Хоронят человека... – Снимите шапку, гражданин! 1967

ОСЬ

Как центростремительная сила, Жизнь меня по всей земле носила! За морями, полными задора, Я душою был нетерпелив, — После дива сельского простора Я открыл немало разных див. Нахлобучив «мичманку» на брови, Шел в театр, в контору, на причал. Полный свежей юношеской крови, Вновь, куда хотел, туда и мчал... Но моя родимая землица Надо мной удерживает власть, — Память возвращается, как птица, В то гнездо, в котором родилась, И вокруг любви непобедимой К селам, соснам, ягодам Руси Жизнь моя вращается незримо, Как земля вокруг своей оси!..