Иисус задумался.

– Я все спрашиваю себя, откуда он нас знает, – сказал Иуда, сын Иаковлев. – Ведь он остановился специально, чтобы слышать наш разговор с торговцем, потому что, как он нам сказал, узнал одного из нас. Но я никогда прежде его не видел.

Остальные тоже принялись уверять, что никогда прежде не видели Иосифа Аримафейского.

Они подтащили скамьи ближе к столу. На скамьях лежали подушки, вышитые в сирийском стиле.

– Вот уж действительно щедрый человек! – воскликнул Иосиф, сын Алфеев, искрясь от счастья.

Иисус сел в центре. Лицо его по-прежнему было серьезным. Вдруг Иисус снял с себя платье и остался в одних браках. Ученики удивленно смотрели на него.

– Принесите лохань и налейте в нее воды, – попросил Иисус.

Несколько мгновений никто не мог сдвинуться с места. Неужели Иисус сошел с ума? Он повторил свою просьбу. Иоанн отправился за лоханью. Иисус поставил лохань рядом с человеком, сидящим на краю скамьи, и схватил его за ноги. Этим человеком был Андрей. Иисус вымыл Андрею ноги и обтер их в полнейшей тишине. Потом он перешел к Иуде, сыну Иаковлеву.

– Что… – начал было Матфей, но так и не смог задать вопрос.

Когда Иисус дошел до Симона-Петра, пожилой ученик бурно запротестовал:

– Я никогда тебе не позволю мыть мне ноги, учитель!

– Если ты отказываешься, значит, ты не согласен со мной.

– Вымой меня целиком, если тебе нужны доказательства, что я с тобой согласен!

– Только ноги, – сказал Иисус, – только ноги.

Иисус вымыл шестнадцать ног, время от времени соскребая с них грязь. Затем он оделся и сел за стол. Ученики посмотрели на свои ноги, потом на него, потом снова на свои ноги, словно рассчитывали увидеть необычайные изменения.

– Понимаете ли вы, что я для вас сделал? – спросил Иисус. Ученики что-то залепетали.

– Вы называете меня учителем и господином, – продолжал Иисус, – но если я, ваш учитель и господин, вымыл вам ноги, каждый из вас должен мыть ноги другим. Я подал вам пример, и вы должны делать то, что я сделал для вас. По правде говоря, ни один слуга не выше своего господина и ни один посланец не выше того, кто послал его. Если вы это поймете, хорошо, и еще лучше, если вы станете придерживаться данного правила.

Иисус вздохнул.

– И все же среди вас есть тот, кто не станет жить по правилам, поскольку не считает, что я его учитель, хотя и зовет меня так.

До сих пор его голос звучал ровно и глухо, но сейчас Иисус неожиданно резко повысил тон.

– Он предаст меня! Он уже меня предал!

Иоанн закричал, но голос его сорвался.

– И не очистится он никогда, и никто на земле и на небе не очистит его! – кричал Иисус.

Лица учеников исказились от ужаса.

– Кто это, учитель? – вскрикнул Иуда, сын Иаковлев.

– Кто это? – спросил Симон-Петр.

– Кто это? – выдохнул Иоанн, подавшись к Иисусу.

Иисус обмакнул кусок хлеба, который он только что преломил, в чашу с сезамом, смешанным с солью, и протянул его Искариоту, который нехотя взял кусок.

– Это тот, кому я протянул кусок хлеба, – сказал Иисус.

Искариот бросил хлеб и побежал к двери. Остальные, потрясенные, поднялись. Иоанн побежал за Искариотом. Но этот человек уже растворился в ночи. На смену суматохе пришла угнетающая тишина. Движения у всех стали вялыми. Факелы как-то странно потрескивали.

– Надо его убить! – заявил Матфей.

– Ты об этом уже давно знал, не правда ли? – спросил Симон-Петр у Иисуса.

– Я перестал сомневаться только несколько минут назад. Именно его узнал Иосиф Аримафейский, поскольку видел Иуду у Каиафы.

– Я убью его! – крикнул Иаков, сын Алфеев.

– Когда ты встретишься с ним, несомненно, будет уже слишком поздно, – ответил Иисус. – А теперь приступим к трапезе.

Ирод опустил руку в большую медную чашу с ярко-красными финиками, привезенными из египетской Дельты, финиками, которые так любила Клеопатра, и взял один плод. Он резко надкусил безукоризненно белую волокнистую мякоть плода.

– Манассия был прав, – прошептал Ирод с деланно отсутствующим взглядом, в то время как его жена Иродиада, Манассия и Иешуа, жалкая копия последнего, внимательно вслушивались в его притворные вздохи.