В записках рассказывалось, как 12 октября 1492 года [51] , через два с половиной месяца после отплытия из Палоса, с каравеллы «Пинта» раздался выстрел: вахтенный наконец увидел долгожданную твердь. Счастливым взорам измученных людей предстал небольшой остров, покрытый буйной растительностью, посреди которого голубело чистое озеро. И Кристобаль Колон, посвятивший этому мгновению многие годы своей жизни, облекся в адмиральскую мантию, теперь он действительно стал дворянином, адмиралом и вице-губернатором, взял королевское знамя, отправился в лодке с несколькими матросами к берегу, первым сошел на сушу, дошел до песчаной отмели, встал на колени, долго молился, затем поднялся на ноги, развернул знамя и заявил, что от имени королей Кастилии и Арагона нарекает этот остров, ставший отныне собственностью кастильской короны, именем Спасителя — Сан-Сальвадор [52] .

Мануэль рассказал и о несправедливости Колона. В свое время католические короли обещали щедрую ежегодную пенсию тому моряку, который первым заметит в этом плавании землю. Кроме того, во время одного из противостояний с матросами адмирал добавил от себя к этой награде еще и шитую серебром куртку. Однако Родриго де Триана, увидевший остров, ничего этого не получил, ибо Колон заявил, что ночью, еще до того, как Триана закричал: «Земля! Земля!», он уже видел слабый свет огонька, который могли зажечь только на земле, но тот был настолько нечеток, что адмирал не стал никого будить.

Такое поведение вызвало сильное недовольство со стороны матросов, однако радость от обнаружения земли была сильнее, и на сей раз они спорили с адмиралом не слишком упорно и вскоре уступили.

«Думаю, — писал Мануэль, комментируя это происшествие, — адмирал просто страшился, что если он уступит матросу, то история запомнит в качестве открывателя западного пути в Индии не его, Колона, посвятившего этому лучшие годы жизни, а простого матроса, который по воле слепого случая увидел эту землю раньше остальных. Однако мне кажется, что адмирал мог хотя бы как-то наградить его».

На острове оказались люди! Они вышли из леса и встретились с кастильцами в первый же день их прибытия. Мануэль писал о необычной внешности индейцев народа таинои о том, как они отдавали свои золотые украшения за безделушки, не имеющие никакой ценности.

Затем европейцы открыли несколько других островов, мелких и крупных. И наконец Мануэль рассказал историю нелепого крушения «Санта-Марии» и возведения форта Ла Навидад, где он сам и еще тридцать восемь человек остались до того времени, когда за ними прибудет следующая эскадра адмирала Колона.

В отличие от «Света в оазисе» путевые заметки Мануэля де Фуэнтеса никакой тайны не содержали, и Алонсо, вместо того чтобы переписывать их от руки, поручил работнику в книжной лавке изготовить две печатные копии. В заднем помещении лавки стоял предмет гордости Алонсо — приобретенный им недавно гуттенберговский наборный станок. Благодаря ему обе копии делались практически одновременно.

Еще несколько дней «книгоноша» потратил, объезжая цыганские стоянки на территории от Кордовы до Севильи, а также от Кордовы до Толедо. Совершенно не представляя, как вести разговор с потомком Франсиско Эль-Рея, если таковой отыщется, Алонсо мысленно представлял себе самые разные варианты беседы.

На одной из стоянок старики помнили Франсиско, но ничего не могли сказать о том, были ли у него дети. На других даже не слышали этого имени.

Смирившись с тем, что поездка ничего не дала, Алонсо зашел на рынок в небольшом городке Мадрид, близ Толедо. Там он купил в лавке зеленщика сушеных фруктов на дорогу. Когда он протянул руку, чтобы взять плетеное лукошко с фруктами, зеленщик вдруг спросил:

— Простите, сеньор, можно ли поинтересоваться, откуда у вас это кольцо?

— Что? — удивился Алонсо, очнувшись от своих размышлений и впервые обратив внимание на продавца. Им оказался смуглый, пожилой цыган.

— Я имею в виду вот это кольцо с печаткой. — Цыган кивнул на безымянный палец правой руки Алонсо, оправленный в перстень с печаткой в форме черепахи.

— Почему вы об этом спрашиваете? — удивился Алонсо.

— Извините, если я влез не в свое дело. Но, кажется, я знаю человека, который делает такие кольца. И я также знаю, что он никогда их не продает, а лишь дарит очень близким людям.

— Нет, вы ошибаетесь, — вежливо ответил Алонсо. — Вы никак не можете знать ювелира, изготовившего этот перстень, так как он был сделан лет восемьдесят — девяносто тому назад.

— Странное совпадение, — пожал плечами зеленщик. — Может быть, это у них семейное.

— Семейное? — встрепенулся Алонсо. — Как же зовут вашего знакомого?

— Пако Эль-Рей.

— Эль-Рей? Возможно ли? А сколько ему лет?

— Около двадцати пяти или чуть больше.

— Вероятно, это внук Франсиско Эль-Рея, который сделал перстень! — воскликнул Алонсо, не веря своей удаче. — Тем более что у них одинаковые имена… [53] Я как раз разыскиваю потомков Эль-Рея. Вы, случайно, не знаете, как его можно найти?