— Алонсо, дорогой мой, не все христиане инквизиторы, палачи и ненавистники мавров, — мягко сказала Сеферина.

Алонсо невольно вздрогнул. В мусульманской среде не было принято, чтобы женщина наравне с мужчинами участвовала в разговорах, но теперь, похоже, ему придется привыкать ко многому, что не принято в мусульманском обществе.

— Тебе придется жить среди христиан, — поддержал Ибрагим невестку, — поэтому лучше всего, если ты найдешь в них как можно больше достоинств. Не забывая, разумеется, и об опасностях. Отменить инквизицию ты вряд ли сможешь. Но полюбить их музыку, их одежду, их горы и города, которые когда-то были нашими горами и городами, ты вполне способен. Поверь мне, так тебе будет легче там жить.

— Если бы я был орбинавтом, смог бы я изменить мир так, чтобы в нем не было инквизиции? — спросил Алонсо.

Ибрагим на мгновение задумался, затем ответил:

— В зависимости от того, насколько устойчиво ты смог бы удерживать в сознании образ такого мира. Мне кажется, это невозможно. Ведь инквизиция существует уже не одну сотню лет. Представляешь, сколько крупных и мелких событий составят то древо исходов,с которым тебе пришлось бы иметь дело? Одно ясно: если ты станешь орбинавтом, твой мир будет намного приятнее. Но на ближайшее время главная для тебя задача — стать не орбинавтом, а католиком.

— Что?! — Алонсо вскочил на ноги.

— Подай мне посох, чтобы я мог встать с такой же резвостью, — сказал старик с беззлобной насмешкой.

Алонсо снова опустился на пуф.

— Твои шутки иногда просто невозможны, — пробормотал он.

— Но я вовсе не шучу, — возразил Ибрагим. — Тебе надо стать христианином и тебе будет нетрудно это сделать, ибо благодаря своей начитанности, а также хорошему знанию их языка ты очень скоро поймешь те сказки, в которые они верят. И решишь, что они не хуже и не лучше сказок, в которые верим мы.

— «Сказок»? — недоверчиво переспросил Алонсо.

— Сказок в самом лучшем смысле этого слова. Разве ты с самого детства не любишь читать разные истории? Разве каждая такая история — это не отдельный выдуманный мир? То, во что верят люди, исповедующие одно или другое учение, тоже является отдельным выдуманным миром. Если хочешь, коллективным древом исходов,которое легко удерживать в уме, потому что все вокруг напоминает о нем — здания, статуи, тексты, молитвы, колокола, разговоры людей, распорядок дня, обычаи.

Видя, что его слова все же задели внука, Ибрагим добавил:

— Пойми, когда я говорю о чем-то, что оно «выдумано», я вовсе не хочу сказать, что его нет. Ведь если реальность сродни сновидению, то все, что окружает нас, в каком-то смысле выдумано нами. Так же, как содержание сновидения является порождением нашего же рассудка, каким бы странным оно ни показалось нам при пробуждении.

— У меня может и не получиться, — проговорил Алонсо, понимая, что эти слова равносильны согласию с собеседником.

— Что именно может не получиться? Выдать себя за человека, с детства воспитанного в христианстве? Но тебе и не надо выдавать себя за такого человека. Главное — просто не привлекать к себе внимания тех, кто одержим чистотой крови и веры. Я не говорю, что это легко. Но это легче сделать там, среди обычных людей, чем здесь после победы одержимых фанатиков.

Дед отложил в сторону подушечку, на которой до сих пор покоилась его рука.

— Мальчик мой! Поблагодари мать за то, что она с детства зовет тебя христианским именем. Тебе будет легко к нему привыкнуть. Будешь работать в лавке дяди Юсефа, помогать ему торговать коврами и тканями. Не волнуйся, книги никуда не уйдут. Они — твое призвание, а значит, ты когда-нибудь к ним обязательно вернешься. А пока будешь какое-то время помогать кордовским родственникам. Хотя бы из чувства благодарности за то, что они тебя приютят.

Ибрагим потянулся к посоху. Это означало, что он устал и хочет идти спать. Алонсо помог ему встать.

— Привыкай к кастильским именам, — продолжал дед, — даже если они кажутся тебе немыслимыми искажениями. Дядя Юсеф будет для тебя Хосе Гарделем. Возьмешь его фамилию и будешь зваться Алонсо Гарделем. Наш эмир Абу-Абдалла, да продлит Аллах его дни, станет для тебя Боабдилом. Изабелла Кастильская — теперь твоя королева, и для тебя она донья Исабель. Фердинанд Арагонский отныне для тебя — дон Фернандо. Будешь говорить не «муваллад»,а « мулади». Ну и так далее — переводить с языка на язык ты умеешь и без меня.

Старик, не прощаясь, вышел из комнаты, с трудом передвигая ноги и тяжело опираясь на посох. Уже в дверях он обернулся и сказал:

— Отправляться вам с матерью надо как можно скорее. Мешкать нельзя. Здесь сейчас находятся венецианские купцы, компаньоны дяди Юсефа. Вы уйдете вместе с ними. Мне сообщили из дворца эмира, что твоидонья Исабель и дон Фернандо уже не скрывают своих планов. Скоро они двинут сюда войска, чтобы овладеть Гранадой и крепостью эмира. Кстати, для тебя она отныне не Аль-Хамра,а Альгамбра,как называют ее христиане. Неизвестно, увидишь ты еще Гранаду или нет. Скорее да, чем нет. Но полумесяц на верхушке башни Комарес в Альгамбре скоро сменится на крест. Если хочешь почувствовать дыхание истории, успей перед отъездом полюбоваться на него. Позже такой возможности тебе может не представиться. Даже если проживешь тысячу лет.