Шрифт:
– С дороги, чужеземец, - Грефус, увидев перед собой наемника, не колебался ни мгновения, коротко замахнувшись булавой.
– Прочь! Это не твоя война! Уйди, или я, лорд Грефус, первый мечник Альфиона, возьму твою поганую жизнь!
Джоберто принял удар альфионского лорда на щит, опасно затрещавший при столкновении с шестопером, и сам ответил, опустив на шлем Грефуса топор. Оба воины были хороши, они одинаково владели оружием, и жаждали победы над врагом. Скорость реакции их оказалась равной, но Грефус все же был чуть расторопнее, и серповидное лезвие, способное развалить на две половины защищенную сталью голову лорда, точно перезрелую тыкву, лишь скользнуло по покатому боку шлема, вовремя отведенное в сторону щитом, но альфионец, не желая продолжать поединок, отступил. Король еще нуждался в защите, а кругом было полно вражеских воинов, чтобы увлекаться поединком.
Но капитан Вольного Отряда думал иначе, и не ослаблял свой натиск. Он бил нечасто, но в каждый удар вкладывал все силы, так что Грефусу оставалось только защищаться, пятясь при этом назад, туда, куда верные рыцари уводили, прикрывая собственными спинами от стрел и болтов, государя Эйтора. Но щит лорда не выдержал, и очередной удар Джоберто расщепил его пополам, а затем лезвие секиры впилось Грефусу в грудь, проламывая панцирь, рассекая стеганый поддоспешник и врубаясь в плоть.
– Да, - Счастливчик торжествующе вскинул руки, потрясая над головой окровавленным топором.
– Я лучший! Смотрите все, первый воин владыки Альфионского повержен!
Обученный конь Грефуса, чувствуя, как ослабела хватка седока на поводьях, поспешил унести своего хозяина с поля боя, подальше от опасности, направившись к лесу. А вслед ему доносились гордые возгласы Джоберто, келотского наемника, одолевшего в честном бою могучего бойца. Наверняка кто-то видел триумф Счастливчика, и кондотьер не сомневался, что уже к вечеру об этой схватке будут ходить легенды. А это означало, что несмотря даже на потери желающих сражаться под началом столь умелого и храброго бойца прибавится, и обратно в Келот отряд вернется еще более многочисленным, нежели когда покидал те земли.
А раненого Эрвина увели прочь, взяв под уздцы его коня и не обращая внимания на попытки принца вернутся в бой. Оказавшись в окружении своих воинов, сын Хальвина стащил с головы смятый шлем, ощупав голову. По лицу его струилась смешанная с потом кровь, но рана оказалась пустячной, хоть и весьма болезненной. Однако перед глазами принца все еще плясали яркие пятна, и мир порой срывался в стремительный хоровод, а руки словно покинула былая сила. Эрвина знал - это скоро пройдет, но сейчас еще шел бой, и он должен был находиться там, в гуще сражения.
Взор принца обратился туда, где равнина сменялась лесом. Там, среди невысоких деревьев, мелькали всадники в полном облачении, и шлем одного из них тускло отливал золотом. Эйтору все же удалось выйти из боя.
– Кто еще может биться, за ними, - приказал хриплым голосом Эрвин. Кто-то из слуг торопливо подал ему флягу с ключевой водой, но принц не обратил на нее никакого внимания.
– За ними, будь я проклят! Всю казну тому, кто принесет мне голову Эйтора! Король не должен уйти!
– Он не должен уйти!
Витар, оставшийся на холме, в тылу войска мятежников - или сторонников истинного правителя Альфиона, это уж кому как больше нравится - видел все сражение от начала до конца в мельчайших подробностях. Но больше всего старого рубаку заботило, как там его господин. Витар не спускал глаз с Эрвина, и в тот миг, когда вражеская булава коснулась его шлема, был готов сорваться туда, в ад битвы. И с огромным облегчением Витар видел, как его господина, пусть раненого, но все же уверенно державшегося в седле, увели прочь от места схватки. А в противоположном направлении уходил сам король Эйтор, возле которого теснились немногочисленные слуги, телохранители, самые преданные бойцы, готовые защищать господина до последней капли крови.
– Если Эйтор спасется, все, что было сегодня, все смерти, окажутся напрасны.
– Витар требовательно взглянул на хранившего спокойствие, невозмутимого, точно камень, чародея.
– Ты предлагал уничтожить всю армию врага, колдун, так убей хотя бы одного из них!
Кратус не проявил ни тени беспокойства даже в тот миг, когда ведомые королем Альфиона рыцари врезались в строй пехоты, едва не добравшись до того самого склона, с которого и наблюдал за битвой - не без интереса, между прочим - чародей. Оставался он спокойным и сейчас, чувствуя, конечно, гнев и возбуждение Витара.
– Принц пожелал, чтобы эта победа полностью досталась людям, - бесстрастно вымолвил волшебник.
– Он запретил мне вступать в бой, и разве должно мне нарушать волю господина?
– Ты и всегда так же покорен, колдун?
– фыркнул воин.
– Не играй со мной. Я знаю, что твое послушание - лишь маска, так, будь ты проклят, сбрось ее хоть на миг! Тебе ничего не стоит такой пустяк, убить лишь одного человека, чтобы прекратить этот кошмар. Уже пали сотни храбрецов, неважно, под чьими знаменами они вступили в бой, и довольно смертей на сегодня!