Кати старалась поменьше пересекаться с ним, уходила на кухню, когда Николай ложился спать, и в комнату, когда он направлялся к холодильнику. Она стирала ему носки, белые от черных отдельно, с вечера выглаживала рубашки и успокаивала себя мыслью, что когда-нибудь Николай это оценит - ее молчаливую заботу. Сколько женщин проживают свою молодость в ожидании благодарности. Сколько мужей ежедневно ждут одной-единственной улыбки на пороге дома, в который они, порой того не желая, возвращаются.

– Привет!

– Привет! Есть будешь?
– в один из дней прошептала Кати, стоя с улыбкой на пороге (все же пересилила себя).

– Нет, я в городе поел.

– Скажи, а тебя вообще не интересует, как я живу? Что я чувствую? Счастлива ли я? Ты месяц не спрашивал, как мои дела.

– Думаю, если бы что-то случилось - ты бы уже сообщила, нет?
– Николай устало почапал в ванную смыть с себя тяжелый день.

– Тебе не кажется, что мы с тобой живем, как незнакомые люди? Соседи, снимающие одну квартиру на двоих и покупающие продукты вскладчину.

– Ты же сама все знаешь. В стране кризис. Меня сократили. Я начал свое дело, как ты сама меня уговаривала. Пойми, мне правда сейчас очень сложно. И нет у меня сил копаться в твоих душевных терзаниях.

– Давай я пойду работать. Да хоть хостес в ресторан.
– Кати была готова к сотрудничеству и содружеству.

– Закончи хотя бы три курса. Хватит с тебя одного заброшенного образования.
– Он захлопнул за собой дверь в ванную.

К ночи у Кати разболелся зуб мудрости. Поднялась температура. Она пила одну таблетку обезболивающего за другой. Не помогало.

– Мне нужно к зубному. Дай мне денег!
– уныло сказала Кати, заходя к Николаю на кухню. Он сидел, уткнувшись в ноутбук, и что-то разглядывал на экране - вряд ли читал, иначе бы так не улыбался.

– Кати, ну нет у меня сейчас денег. И до пятницы не будет. Ты не можешь дотерпеть до утра и пойти в районную поликлинику? Ты же прописана на Таганке, а в центре вроде с этим проблем нет.

– А ты давно был в районной поликлинике?

– Ну был когда-то.

– Ага. В детстве. Только уже много лет лечишься в МИДовской блатной шараге на Мосфильмовской. Да и страховки покруче тебе родители подкидывают - ты же у нас блатной. А я обычная баба из народа... Должна лечиться в районной. Так получается?

– А я что могу сейчас сделать? Я же не виноват, что у тебя разболелся зуб, - декларировал Николай.

– Ты что можешь сделать??? Ты же мой муж!!! Ты обещал обо мне заботиться! Ты понимаешь, что у меня температура под тридцать восемь? Займи у кого-нибудь денег!

– Ну у кого я тебе сейчас займу? Тем более посреди ночи.

– Позвони отцу.

– Я с ним не разговариваю. Да он и не даст.

– Что значит не даст? Он не одолжит нам денег на лечение зуба?
– Кати подобные заявления приводили в состояние хаоса и раздрая.

– Я сказал, что отцу звонить не буду. Точка.
– Он захлопнул крышку ноутбука и закурил прямо на кухне, хотя Кати просила этого не делать - особенно зимой.

– Ах, эта твоя долбаная гордость. Ты скорее доведешь меня до больницы, чем позвонишь отцу.

– Если у тебя так болит зуб - езжай в ночную бесплатную поликлинику.
– Он затушил бычок в фарфоровом блюдце, но тот тлел и дымил, еще больше провоцируя Кати на поножовщину.

– Но даже там анестезия за деньги!
– практически кричала Кати.

– Я дам тебе пятьсот рублей.

– Ты же говорил, что у тебя есть тысяча.

– Но мне же надо завтра на что-то обедать.

Тут Кати не выдержала и залепила Николаю едкую пощечину, одну, вторую... Рука-то тяжелая, она же каждое лето детства и отрочества провела в Балашихе и знает, что такое драться. Он схватил Кати за руки, пытаясь предотвратить очередной удар, и кинул ее разгневанное тело на кухонный диван. Кати головой ударилась о стену, глаза налились злостью и яростью. Она хватала со стола посуду и кидала в него тарелки, стаканы, когда дело дошло до ножей, она опомнилась. Пришла в себя и перешла к оскорблениям. Бычок продолжал тлеть на полу.

– Чтоб ты сдох!
– крикнула Кати, взяла куртку и скрылась в ночном городе, перед уходом растоптав почти погасший от увиденной жестокости сигаретный окурок.

Кати приехала к матери поздно ночью, заплаканная, с раздутой щекой. Ей было стыдно. Ведь это она должна помогать ей, а не наоборот. Мать Кати открыла потертый кошелек, выгребла все, что было, оставив лишь пятьдесят рублей на маршрутку и булочку. Кати уже готова была ехать в бесплатную городскую поликлинику и драть злосчастную мудрость без анестезии. Но мать настаивала, чтобы Кати отправилась в хорошую ночную платную стоматологическую клинику, даже повысила голос несколько раз.