Если человек говорит и думает на одном со мной языке…

Если мой ближний причащается со мной из одной чаши и мы с ним «одним миром мазаны»…

Если мы читаем одни книги и смотрим одни фильмы…

Если мы хороним тела наших покойников в одну землю и отправляем их души в одно синее Небо…

Если мы страдаем одними страстями и болеем одной болью…

…Значит у нас одно сердце, брат! А что такое сердце? Сердце человека – это центр его личности, а всё остальное – периферия.

Иногда мне говорят, что этот человек – чужак, и его просто необходимо ненавидеть. Я вспоминаю, что мы с ним стояли вместе в храме в очереди на исповедь, и меня пронзает чувство родства с этим человеком. Он – плоть от плоти моей. Он – душа от души моей. Он часть меня самого, и если, допустим, моя рука болит, разве это повод её отрезать? Если брат ошибся или заболел (телом или душой), разве это повод вырвать из души любовь живую и на это место приделать мертвый холодный нож ненависти?

Если брат твой согрешит против тебя, сколько нужно прощать его, не до семи ли раз?.. Нет, не до семи, но до семижды семидясяти, то есть до четырехсот девяноста раз. Шведы в 1964-м году сняли скандальный фильм «491», то есть на один раз больше 490. Знаешь, мне не хочется думать что будет, если наступит этот самый 491-й грех брата моего. Потому, наверное, что нет границ прощения. И к чему эта бухгалтерия… Это, примерно, такая же чушь, как лукаво по-фарисейски вопрошать: «Кто будет рожать детей, если все станут монахами?» Не станут! В лучшем случае, один на миллион. Это высшая стадия человеческого развития, это высшее Божественное призвание. Это от «моно» – один. То есть один на один с Богом. …Но и с врагом человеческим… Кто такое выдержит! Это же подвиг, нечеловеческие скорби, максимальное смирение, жизнь на грани бездны.

Я сейчас выскажу две фразы. Они на мой взгляд равноценны и верны. Первая: человек в земной жизни абсолютно одинок. Вторая: человек никогда не бывает один. Первое – от уникальности и неповторимости личности каждого человека, второе – исходит от непременного окружения человека людьми, ангелами, нечистыми духами. К тому же мы существуем в постоянном перекрестии взглядов тысяч, если не миллионов, людей, живущих на земле, в аду и на Небесах. Так «моно» – это как?.. – «де факто» или «де юре»?

Поэтому я люблю бродить в потоке моих соотечественников и молчать. Ведь молчание – это нечто общее, а слова – частность, примерно, как зрение и взгляд. Не зря же святые говорят, что молчание – язык будущей вечности. Не так ли?..

Охотник занял огневую позицию, положил палец на спусковой крючок и замер. Быстро темнело. В оптический прицел он увидел, как в окне зажегся свет. Там, за полупрозрачными занавесками появился объект. Он был одет в те самые черные джинсы от Кельвина Кляйна и серый свитер грубой вязки от Кензо, в котором Эдуард видел Игоря несколько часов назад.

– На этот раз ты от меня не уйдешь, – шепнул охотник и выстрелил.

Пуля пробила оконное стекло и вошла в область сердца объекта.

– Ну вот и всё, – удовлетворенно произнес охотник, – а вы говорили «трудная мишень», а вы говорили судьба! – проворчал он, встал и собрался уходить.

В это время молодой следователь Воронов, парень-не-промах, поглаживая чемоданчик с очередной порцией «материального благополучия», ехал в новеньком «Ягуаре» от районной прокуратуры в сторону Садового кольца. Машину он выбирал себе тщательно, как невесту. С виду дизайн авто выглядел скромным, даже аскетичным, но в линиях корпуса вполне явно просматривался силуэт ягуара в прыжке. А если вспомнить, что под капотом урчит мощный движок с двенадцатью цилиндрами, то выбор становится понятным.

На душе молодого человека сверкало солнце и пели птицы. Где-то совсем близко брезжила блестящая перспектива отпуска на одном из островов Канарского архипелага в компании длинноногой подружки. Перед ним – одна за другой – сверкали картинки роскошной жизни: мулатки в бикини, высоченные пальмы, тропические цветы, комфортные бунгало под тростниковыми крышами, бассейны с голубой подсвеченной водой, скольжение серфингистов по огромным лазурным волнам, коктейли с зонтиками, знойная музыка и огненные танцы до утра. Жизнь удалась!

Оставалось метров пятьдесят до перекрестка, как вдруг вспыхнул желтый свет. «Ничего, прорвусь!» – рассмеялся Воронов и вдавил педаль акселератора в пол. Мощный мотор приятно взвыл и красный зверь послушно рванул вперед.

Эдуард дошел до машины, сел, завел мотор и, чувствуя приятное возбуждение, на высокой скорости выехал на перекресток. В серебристо-серый бок его «Паджеро» влетел мощный красный зверь. Как написали в утренних газетах: «Шансов у обоих водителей не было!»

В тот вечер мы с Игорем долго бродили по нашему скверу, обсуждая вопросы техники безопасности во время созерцания. Мой наставник предложил мне в качестве образного примера качели. Огромные такие, которые стоят в числе прочих аттракционов в Парке культуры. Однажды Матильда прочла в «МК» рекламную статью под названьем «Невинный экстаз». Там как раз о них и рассказывалось. Они с Матильдой сходили в парк и сели на качели. Когда их подняло на самый верх, под ними разверзлась пропасть глубиной в тридцать метров, куда они с истошными воплями рухнули. В самом низу перегрузки такие, что тебя вжимает в сиденье, страх при этом испытываешь неподдельный, животный, предсмертный. Потом тебя поднимает на высоту, и ты испытываешь блаженство невесомости.

– Так вот, – продолжил он мысль, – чтобы подняться в небеса, перед этим необходимо обязательно рухнуть в пучину ада. Перед блаженством необходимо принять страдания, и лучше, если они вольные. На практике это происходит, когда человек обращает внутренний взор на свои грехи, вспоминает их, видит их смертельную опасность. Это враги человека, за каждым из них стоит вполне конкретная мрачная сущность, которая желает лишь одного – совратить, заставить совершить преступление, а потом предъявить это как свершившийся факт, на посмертном суде обличить во грехе и утащить в ад. И только осознав степень своего падения, только осудив самого себя в ад, человек приходит к пониманию своего ничтожества и взывает к Спасителю: я сам ничто, я не способен справиться ни с одним грехом, спаси меня по Своей милости!

Вот когда человек из адской бездны грехов с Божией помощью возносится в Царство небесное. И только в такой последовательности.

А если человек возомнит о себе, будто он сам своими подвигами, добрыми делами способен спастись от мучений в аду, то это путь гибели. Вера, спасение души – это дар Божий. Дар, потому что дается даром, ни за что. Только за искреннее покаяние, только за молитву, но никак не за дела и тем более не за высокую самооценку, обязательно следующую за любым успехом. Самый первый грешник – архангел Денница – возомнил, будто за сотворение вселенной он стал выше Бога. Возгордился, решил он воздвигнуть себе престол выше Божиего, увлек за собой треть ангелов, и за это был низвергнут архангелом Михаилом в ад. Самый первый человек, вошедший в рай, был раскаявшийся разбойник, моливший Спасителя помянуть его в Царствии Божием.