Пошарив по наружным карманам своего баула, извлек махонькую бутылочку ликёра, отвинтил игрушечную пробочку и произнес витиеватый тост, в котором пожелал им прожить новый год радостно, полезно, чтобы через год на этих посадочных местах рядом с ними сидели добрые, трезвые и ясноглазые юноши – и пустил крохотную бутылочку по рукам. Будто рухнула ветхая стена между нами, и за несколько минут я узнал, что живут они в небольшом поселке, где мужики беспробудно пьют, женщины рано стареют в тяжких трудах, женихи разъехались по городам, поэтому они решили съездить в Москву и там среди людей встретить волшебный новогодний праздник. Им очень понравился шумный веселый народ, громадная ёлка в огоньках и горячие пирожки с мясом, которые им удалось купить на Лубянской площади. В общем, теперь будет что вспомнить длинными скучными зимними вечерами. Напоследок они назвали меня добрым Дедушкой Морозом (я их – Снегурочками) и поблагодарили за новогодние подарки, которых им никто еще не дарил.

Пробираясь к выходу сквозь толпу людей, стоящих в проходе, ловил на себе удивленные взгляды попутчиков и, едва сдерживая слезы, чувствовал, что соприкоснулся с тем почти незнакомым сообществом людей, на которых держится вся наша страна – нищих, трудолюбивых, обделенных, но неунывающих в своей беде и таких открытых всему доброму и светлому. Я запомнил имена девочек и решил внести их в свой синодик, чтобы поминать в молитвах всю жизнь. А чем еще могу я им помочь?.. Эх, милые девочки, пусть не оставит вас материнской заботой Пресвятая Богородица, ваши святые угодницы Вера, Надежда, Любовь с родительницей Софией, ангелы-хранители. Кому, если не вам, обиженным и оскорбленным, труждающимся и обремененным, помогать в этой жизни святым и непрестанно молиться к Спасителю о помиловании и спасении ваших бесценных душ.

Даше я принес на лице ту блаженную улыбку, отражения которой не раз наблюдал сегодня. Она спросила, почему я так счастлив, ведь её рядом не было. Тогда мне пришлось рассказать и о ночной праздничной службе, и о веселых моих попутчицах, и о том, что передумал по дороге от платформы до этого уютного дома. И тут уже пришел черед Дашиного возмущения: почему пожадничал, почему не отдал половину содержимого сумки? Да что там – всю сумку и отдал бы. Мы что с тобой бедствуем, в конце концов? А девочкам – радость на всю жизнь. Может, им такой Дед Мороз больше никогда не повстречается! Я стоял, поникнув головой, не зная точно, издевается она надо мной, ревнует, или на самом деле так за девочек переживает. Наконец, Даша закончила обличительную тираду, с визгом повисла у меня на шее и жарко шепнула на ухо: «Если бы ты знал, как я люблю этого Дедушку Мороза» – и сомнения отпали: сегодня, кажется, меня отсюда не вытурят. Да, и этот сказочный вечер, и ночь, и следующий день хоть и несли на себе сдерживающую печать поста, но Рождество Христово из недалекого будущего уже освещало наши сердца нарастающей радостью воплощения Бога Любви на Земле. И с каждым днем, и с каждым часом мороз и тьму пронизывали потоки света, льющиеся от восходящей Рождественской звезды.

И грянуло Рождество! После голодного Сочельника, жиденькой кашки с изюмом, ночной морозной дороги в храм, исповеди в длинной очереди, долгой всенощной службы. …Наконец, хором на всю вселенную: «Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума: в нем бо звездам служащии, звездою учахуся, Тебе кланятися Солнцу правды, и Тебе ведети с высоты Востока: Господи, слава Тебе» – и сладкое причастие Святых Тайн, и обратная дорога домой под яркими звездами, когда в душе только свет и радость, и праздничное застолье, и поздравления, и гусь с яблоками – и много, много чего еще.

Я бесшумно поднялся по лестнице на третий этаж, открыл дверь своим ключом, вошел в просторную квартиру и… замер.

Над телом молодой женщины, распростертом на полу, стоял сухопарый мужчина, словно любуясь результатом проделанной работы. Он вернул пистолет в наплечную кобуру, нагнулся и бережно поправил полу её халата: дети, старики и мертвецы беззащитны под насмешками пошляков. Обвёл пристальным взглядом помещение, ободряюще, как старой приятельнице, кивнул убитой женщине и удалился на балкон, где на фоне серого неба чернела решетка пожарной лестницы. Женщина в светлом махровом купальном халате и тюрбане из полотенца на голове, должно быть, только что приняла ванну и остановилась у большого зеркала в гостиной. Там её и настигла пуля. Кожа её сияла нежной матовой белизной, чуть согнутые в коленях стройные ноги, разбросанные гибкие руки, изящная длинная шея, прядь волос на щеке – всё в ней еще дышало жизнью и здоровьем, и только небольшое темное пятно под головой, растекающееся по паркету, напоминало о том, что она мертва.

В затемненной части комнаты кто-то шевельнулся, и меня осенила догадка: не я один являюсь свидетелем этого убийства. Там, в полутьме, что-то качнулось, тонко звякнуло стекло и будто бы сверкнул камень на перстне невидимой руки. Холодок животного страха пробежал по спине, и я остался неподвижно стоять в темной прихожей, ожидая следующего поворота событий.

В гостиную вошел пожилой мужчина, увидел убитую и трясущимися пальцами набрал короткий телефонный номер:

– Я должен сообщить об убийстве. Женщина двадцати трех лет. Адрес…

Спустя буквально минуту, в комнату вошли двое в штатском, сфотографировали тело, задали старику несколько вопросов, тщательно смыли кровь с паркета, упаковали тело в черный пластиковый мешок и вынесли. Старик вышел вслед за ними. Осталась пустая комната, некто в темноте и я, в состоянии гнетущего ожидания.

Вдруг раздался щелчок замка, распахнулась входная дверь, и вошли две девушки.

– Почему тут никого нет? Может, ты дверь перепутала?

– Да нет, ключ же подошел. И потом я уже здесь была. Рита в гости приглашала.

– Где же она?

– Сама не знаю. Она обещала устроить здесь вечеринку.

– Слушай, а давай уйдём. Что-то мне тут не нравится. Страшно!..

– Да брось ты, глупая! Ну может, она в супермаркет на углу выскочила за шампанским, или еще за чем. Мы уйдем, а она вернется.

Девушки сняли куртки и бросили их в кресло. Сами расположились на диване и разложили на коленях свежие номера глянцевых журналов. Они поминутно толкали друг дружку, показывая картинки, увлеклись и не заметили, как слегка качнулась портьера, появился ствол с глушителем, и раздались два глухих щелчка. Головы девушек поочерёдно дернулись, размякшие тела завалились на бок. На этот раз сухопарый даже не вошел в комнату. Он лишь отодвинул тяжелую портьеру, внимательно рассмотрел тела убитых и бесшумно скрылся из виду.