И вдруг солдат перестал хватать ртом воздух и начал улыбаться. И взгляд его, застывая в вечности, хранил в себе именно эту улыбку. Солдат улыбался, офицер плакал и молился:

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитвами Пречистыя Твоея Матере, преподобных и богоносных отец наших и всех святых помилуй и упокой души рабов Твоих в безконечныя веки, яко Благ и Человеколюбец, аминь.

И только тогда, когда поднялся офицер в полный рост, смерть заметила его, когда уже и сам бой начал затихать на какое-то время, уходя в подъезды, в подвалы и подворотни, и, словно опомнившись, смерть швырнула в него случайным, попавшим под руку осколком...

Этим осколком и перерубило молитву изустную.

* * *

Бом! Бом! Бом!

И не колокол, но все же звон стоял утром над деревней, когда струился вдоль по взмокшим травам волнистый туман.

— Это что за обедня, звонить-будить? — открыл глаза Петрович.

Сел на кровати и тут же понял, что болезнь не отступила, а, напротив, даже усилилась. Буквально через пару минут в комнату, где спал Петрович, забежал Василий и с порога объявил:

— Побудка. Гамлет на работу собирает. В рельсу бьет. Через полчаса общее построение. Тоня там чай заваривает. Будешь?

— Построение? — вскинул брови Петрович. — Совсем тут рехнулись. У вас тут колхоз или концлагерь?

— Типа того, но заработать можно. Не выйдешь на работу, можно дома лишиться. Дом я ему свой должен, понял? О тебе и монахе твоем еще доложить надо... И это... ты учти... мы Гамлета уважаем. Не потому что в долгу перед ним, а потому что он по-человечески с нами. Доложу вот о тебе...

— Че, миграционная служба? — еще больше удивился Петрович. — А сыновья-то у тебя где? Крестники мои? Еще вчера хотел спросить.

— Да в городе, там работу нашли. Слава Богу, со стакана слезли. Девки им хорошие достались, вот и держат их в шорах...

— Между ног они их держат, — хмуро поправил Петрович.

— Да мне без разницы, главное, не бухают мои парни, работают. Сашка—водителем у одного бугра, Федя — на стройке. Давай выползай, чай пить...

— Да чегой-то меня, Вася, ломает, шибко ломает... — Петрович с трудом спустил ноги с кровати. — А ехать надо. Как ехать?

— Ну, может, Ева чего придумает, — пожал плечами Василий и ринулся в другую комнату.

Тоня накрывала на веранде. Увидев Петровича, искренне обрадовалась, бросилась обнимать-целовать.

— Ой, Сереженька!

— Да уж забыл, когда меня так звали... Все — Петрович да Петрович... А ты все такая же, Антонина, крутить-винтить, — соврал, не моргнув глазом, Петрович.

Тоня за эти годы высохла, под глазами образовались синяки, да и во рту зубов явно поредело. От прежней красоты, которую помнил Петрович, остались только глаза.

— Спасибо за вранье, — улыбнулась Антонина. — Но все равно приятно.

— Зря я тебя тогда Ваське уступил, — улыбнулся в ответ Петрович.

— Ну, твоя-то Лида не хуже будет. Городская... Садись, чай пей, бутерброды вот. С маслом. Васька щас со двора придет. Почки у него... В туалет бегает всю ночь, и утром тоже...

— Да и я нынче чего-то расклеился...

— Вижу. Небось, по-другому бы и не заехал...

— Не знаю,— честно ответил Петрович. — Жизнь такая, несется сто двадцать, притормозишь — махом из потока выбросит, мотать-катать.

— Зато у нас все по расписанию.

— Да слышу уже, звон-перезвон. Как он вас всех купил-то, Гамлет ваш?

— Да все просто. Пить надо меньше... — Тоня села напротив, ладони под щеки, вздохнула. — По метру всю землю скупал.

— Это как?

— Сначала приехал, домик на окраине себе взял, пустовал он, магазин открыл. Все к нему и ходили. Надо бутылку — метр земли. Вроде и немного, все ж вокруг народное, все вокруг мое... Огороды у каждого, казалось, не пропить. А на деле не так уж много и вышло... У кого литров полста, у кого — чуть больше. А для верности, он нотариуса из города привез, платил ему. Так что каждая сделка по закону оформлялась. Ну, а когда всю землю прибрал, собрал всех и объявил, как теперь жить будем и на него работать... Кто не хочет — может уезжать. А куда ехать, Сереж?

— Да вы тут совсем рехнулись! — дернул желваками Петрович. — И что — всю деревню, все дома за водку купил?

— Нет, Ева родительский дом и огород выкупила.

— За сколько?

— Да... За несколько ночей, — потупилась Тоня. — Он на ней жениться хотел. Жену-то у него в какой-то войне на Кавказе убили. Вот и начал он по Еве сохнуть. Так-то мужик нормальный. Никого не оскорбляет, но требовательный. А Ева свое взяла, и послала его со всем кавказским акцентом.

— Молодец, крутить-винтить, — оценил Петрович.