Думать и удивляться было некогда, да и не было желания, поэтому Михаил машинально протянул руку, разорвал пакет, взял один шприц в кулак как нож, ударил им в грудь Коэна и, что есть силы, большим пальцем надавил поршень. Грузное тело вздрогнуло. Потом еще. Михаил перевернул его на грудь, положил на колено, перегнул вниз головой и услышал хриплый рваный вздох. Ожил! Тогда Беловский отбросил его в сторону и свалился от усталости на спину. Так он лежал минут двадцать, слушая как со стоном блюет и кашляет один из самых богатых людей планеты. Светало.

Постепенно Коэн начал приходить в себя. Кашель его был уже не таким жестоким, разрывающим внутренности и не переходил в рвоту. Он даже сползал к воде, где полежал на мелководье и, качаясь, вернулся оттуда уже на ногах, но опять упал на песок рядом с Михаилом и сразу уснул. Не проспал он и пяти минут, как с криком вскочил от какого-то ужаса. Беловский посмотрел на него и не узнал. Вместо холеного мистера Коэна в лучах утреннего солнца перед ним предстал старый, седой, дрожащий всем телом человек, отдаленно напоминающий прежнего миллиардера. Он тоже посмотрел на Михаила и по-русски спросил:

– Что с нами было?

Михаил недоверчиво разглядывал старика, размышляя – тот это, или не тот? Уж больно разительная перемена произошла с Коэном.

– Что вы так смотрите на меня?

– Как вы себя чувствуете?

– Паршиво… Никогда еще так не страдал. Как мы тут очутились?

– Я вам обещал небольшое, но трудное путешествие…

– Я все помню. Но само путешествие… Это был не сон?

– Нет, не сон.

– Мне страшно.

– Не бойтесь. Самое страшное уже позади.

– Нет! – закричал старик, – самое страшное еще впереди!

– Что вы имеете в виду?

Вместо ответа Коэн протянул руку к Михаилу и указал дрожащим пальцем на нательный крест.

– Дай мне это! – заискивающе спросил он.

– Нет, я не могу тебе его дать. Это – мой.

– Мне тоже нужен крест. Дай мне, а?

– Нет. Нет, не могу. Я же сказал: не могу. Это не тот предмет, чтобы давать посторонним людям.

– Мне страшно без него.

– Ты всю жизнь был без него, и тебе не было страшно.

– Я не знал, что без него жить страшно…

Михаил не заметил, как они перешли на «ты».

– Как тебя зовут?

– Анатолий. Лучше – Анатоль. Так привычней. Анатолем меня звали в России. Да и дома – тоже. Родные так и не привыкли называть меня Джонатаном. Зови меня Анатоль.

– Ты успокойся, Анатоль. И вспомни, зачем мы сюда прибыли.

– Я все помню. Я помню, что я купил танкер с бомбой, взорвал и утопил пол мира вместе со своими дочками.

– Вот и хорошо. Теперь нам предстоит все переиграть.

– Как это переиграть?

– Давай так: ты не задаешь мне лишних вопросов, а я сделаю все, чтобы твои дочки были живы и счастливы вместе с тобой долгие годы. Все, что нужно, я тебе и сам объясню.

– Кто ты, Михаил? – с мистическим трепетом посмотрел на него Коэн.

– Кто я? Я – часть той силы, которая не дает вселенной превратиться в ад.

Коэн понимающе затряс головой.

– Да.. да… я догадываюсь, – он указал пальцем на Распятие на груди Беловского, – ты с Ним?

– Правильно догадываешься…

– Скажи, Миша, у меня есть возможность попасть к вам? Пусть на самый низ, но на ваш низ?

– К нам принимают всех.

– А что для этого нужно сделать?

– Самое главное – понять, что жизнь есть только у нас. Все остальное – смерть.

– Да, да, Миша! Я это понял! Я это сегодня видел! Мне страшно…

– От чего тебе страшно?

Анатолий схватил руку Михаила и, глядя ему в глаза, хрипло прошептал:

– Меня же только что в ад тащили! Рвали когтями! Понимаешь?

– Так ты ада испугался? Наказания испугался? Наказания боится скотина.

Анатоль замолчал с открытым ртом. Он не понимал. Но было видно, что в данный момент ничего в жизни его больше не интересует.

– Я слишком мало знаю про Него, – Коэн опять указал на Распятие, – я слышал, что христиане – Его рабы, и они боятся ада. За это я презирал христиан! Но сейчас и сам боюсь ада. Я же только что видел его!...

Он обхватил голову руками, и запрокинулся на спину. Потом резко сел опять и то ли у себя, то ли у Михаила спросил: