– Почему вы идете под водой? Поднимайтесь на поверхность и полным ходом идите к крайнему левому транспорту. Это и есть «SRS-18»! Мы спускаем трап с левого борта!

Анатоль резко задрал горизонтальные рули, субмарина акулой вынырнула из воды и с удвоенной скоростью понеслась к танкеру. Он выключил приемник, повернулся к Михаилу и сказал:

– Ну, все… Мне осталось жить пару минут.

– Жизнь вечна, Толя.

– Мне от этого не слаще. Вечные муки хуже смерти.

Беловский хотел что-то сказать, но Коэн перебил его:

– Ничего не говори. Не нужно. Я делаю это с полным сознанием и с надеждой на то, что мои девочки будут жить. Сделка – есть сделка. Единственное, о чем я хотел тебя попросить – ты должен их крестить.

– Обещаю!

– Я знаю, что ты агент межвременного спецназа, который действует в любом времени. Также я знаю, что тебе предстоит выполнить очень важное задание в будущем. Из этого я делаю вывод, что ты не умрешь сейчас вместе со мной. Поэтому я и прошу тебя об этом одолжении.

И еще… Если вдруг доведется опять побывать во времени с 1963 года, то постарайся как-нибудь крестить и меня.

– Это невозможно, Анатоль. Тогда изменится вес вектор развития.

– Жаль. Тогда хотя бы помолитесь обо мне, как о христианине, который просто не успел креститься. Ему просто немного не повезло…

– Это я обещаю. И даже больше того.

– Ну, все, мы приближаемся. Сейчас я направлю лодку в борт этого танкера и одновременно включу систему самоуничтожения. Танкер должен затонуть и залить весь этот тропический рай нефтью. Шейх вряд ли станет его поднимать, потому что при этом ему не удастся скрыть бомбу. Он может ее взорвать, но не будет этого делать, потому что цунами смоет арабские страны. Я не знаю, что он будет делать с этой посудиной дальше. Да меня это и не волнует.

Даже если танкер не затонет, ему все равно придется буксировать его для ремонта в какой-нибудь док, и там рабочие обнаружат бомбу. Поэтому он не будет его ремонтировать, а, скорее всего, затопит где-нибудь в океане. В общем, проблем мы ему сделаем больших и надолго.

Коэн посмотрел на него грустными-грустными глазами, как-то скромно, как будто чего-то стесняясь, улыбнулся и тихо произнес:

Все Миша, прощай! Прости меня, Господи!

Эпилог

Небольшая, но толстостенная и потому тяжелая субмарина по касательной на большой скорости вспорола борт танкера длинной рваной бороздой и через секунду взорвалась. Огненный столб, с клубами черного дыма и пара вырвался из огромной дыры в борту, и тонны пылающей нефти вырвались в море. Судно сразу же накренилось и стало зарываться носом. На берегу острова Святой Анны стояли два человека и с интересом созерцали это зрелище.

– Нет, вряд ли утонет – сказал невысокий старец с седой бородой.

– Подождем немного, Киприан. Такие большие корабли быстро не тонут.

– Смотри, смотри, что это там такое?

– Кажется, вертолет взлетает. Никак шейх сумел улепетывает?

– Ну и, слава Богу!

– Ты радуешься за него?

– Я радуюсь за то, что он не взорвал бомбу. Ведь если бы он почувствовал, что погибает, он бы мог спокойно рвануть ее. Так, чтобы не ему одному умирать.

– Да он все равно бы не взорвал, потому что у него пульт запрограммирован на взрыв через несколько недель.

– Ну, мало ли. Вдруг он умеет перенастраивать его?

– В любом случае, слава Богу!

– Слава Богу!

– А вон и наши герои, кажется, идут!

– Да, это они!

По пылающей поверхности моря из черных клубов дыма вышли две фигуры. Они шли, не торопясь, и о чем-то беседовали.

– Красота! – воскликнул второй собеседник. – Вот это финал картины! Жаль, что я не режиссер…

– Какой из тебя режиссер, Тимофей? Где ты уже успел нахвататься этих словечек? Ты же в десятом веке родился.

– Ну и что, что в десятом веке. Мне все равно Лизкины фильмы нравятся. Завидую я ей.

– Нашел чему завидовать. Она ягоды живые только у меня в скиту пробовала, а ты завидуешь…

– Что ягоды? Сказано ведь: «не хлебом единым будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих»

– Так то Божиих, не Лизкиных же?

– Да я и не говорю, что Лизкиных. Но слова, сказанные с истинной верой, и горячим сердцем, разве пустые? Разве они не зажигают сердца людей?

– Да понимаю я тебя, Тимофей, понимаю. Это я так, ворчу. Я и сам Лизавету нашу люблю, как дочь родную. Ангел она у нас. Чистый ангел!

– Интересно, о чем они там спорят? Смотри, как руками размахивают?

– Пойдем навстречу, что ли? Уж больно мне не терпится их обнять!

Михаил, идя по пояс в пламени, сердито доказывал низкому Коэну, голова которого едва выглядывала над пожаром, что он жив, и скоро увидит своими глазами дочек.

– Увидеть то я их увижу. Но вот обнять не обниму…

– Да почему же не обнимешь то?

– Ну, как же, мы ведь с тобой вроде как бы духи?

– Не духи, а души. Я думаю, что если тебя посвятили в наши дела, значит, ты еще послужишь на земле. Скорее всего, тебя вернут в твое время и дадут возможность послужить Богу!