Когда «Вещие сестрички» закончили играть в полночь, зал вновь наполнился громкими аплодисментами и ученики начали пробираться к вестибюлю. Большинство, правда, высказало мысль, что бал мог бы продолжаться и дальше, но Гарри был ужасно рад, что всё закончилось; ему казалось, что вечер был не очень весёлый.

В вестибюле они натолкнулись на Гермиону, которая прощалась с Крамом и желала ему спокойной ночи. Она холодно взглянула на Рона и молча пронеслась мимо них вверх по мраморной лестнице. Гарри и Рон двинулись за ней, но на полпути Гарри услышал, как кто-то зовёт его.

— Эй — Гарри!

Это был Седрик Диггори. Гарри увидел Чо внизу, в вестибюле.

— Что? — резко спросил он, когда Седрик взбежал к нему.

Казалось, Седрик не хочет говорить при Роне. Рон хмуро пожал плечами, и продолжил подниматься по лестнице.

— Послушай… — Седрик понизил голос, когда Рон ушёл. — С меня причитается за драконов. Знаешь, это золотое яйцо? Твоё воет, когда ты его открываешь?

— Да, — сказал Гарри.

— Ну… прими ванну, понял?

— Что?

— Прими ванну и, ну, возьми с собой яйцо и обдумай всё в горячей воде. Это поможет… Поверь мне.

Гарри уставился на него.

— Вот что, — сказал Седрик. — Воспользуйся ванной для префектов. Четвёртая дверь налево от статуи Бориса Беспечного на шестом этаже. Пароль — «свежая сосна». Мне пора… хотел пожелать спокойной ночи…

Он одарил Гарри улыбкой и поспешил вниз по ступенькам к Чо.

Гарри в одиночестве отправился в Гриффиндорскую башню. Что за странный совет? Как ванна поможет ему выяснить, что означает вопящее яйцо? Может быть Седрик водит его за нос? Может он хочет выставить Гарри дураком, чтобы Чо больше его любила?

Толстая Дама и её подруга Ви дремали. Гарри пришлось крикнуть: — Волшебные огни! — чтобы разбудить их, и они были чрезвычайно этим недовольны. Он пробрался в гостиную и обнаружил Рона и Гермиону, которые бешено орали друг на друга.

— Если тебе это не по душе, то ты знаешь выход! — кричала Гермиона. Её гладкий пучок растрепался, а лицо было искажено гневом.

— Да ну? — кричал в ответ Рон. — Какой же?

— В следующий раз, когда будет бал, пригласи меня, до того как это сделает кто-то другой, а не в последнюю очередь!

Рон молча глотал воздух, словно рыбка, выброшенная на берег, а Гермиона развернулась на каблуках и унеслась к себе в спальню. Рон повернулся к Гарри.

— Ну, — ошеломлённо пробормотал он, — ну — это всего лишь доказывает — ничего она не поняла…

Гарри ничего не сказал. Он был слишком рад, что Рон снова с ним разговаривает, чтобы вразумить его — но он думал, что Гермиона поняла всё гораздо лучше Рона.

Утром после Рождества все встали поздно. Неторопливые разговоры в Гриффиндорской гостиной были гораздо тише, чем в последние дни и часто прерывались зевками. Пышная шевелюра Гермионы снова вернулась в своё нормальное состояние. Гермиона призналась Гарри, что перед балом воспользовалась изрядным количеством распрямляющего зелья. — Но чтобы так ходить каждый день, — сказала она, почесывая урчащего Косолапа за ухом, — слишком много возни.

Рон и Гермиона, по всей видимости, пришли к безмолвному соглашению не обсуждать свои разногласия. Друг с другом они разговаривали приветливо, но как-то натянуто. Не теряя времени, Рон и Гарри рассказали Гермионе о подслушанном разговоре Хагрида и мадам Максим. Известие о том, что Хагрид — полувеликан произвело на Гермиону гораздо меньшее впечатление, чем на Рона.

— Да, я иногда об этом задумывалась, — сказала она, пожимая плечами. — Я знала, что он не может быть великаном, потому что они около двадцати футов ростом. Но, честно говоря, вся эта истерия вокруг великанов… Ну не могут они все быть такими ужасными… Это такое же предубеждение, как и насчет оборотней… Это просто нетерпимость, вы согласны?

Рон, кажется, был готов сказать в ответ что-то ехидное, но ему не хотелось ссориться, поэтому он лишь недоверчиво покачал головой, когда Гермиона отвернулась.

Настало время подумать о домашних заданиях, которые они совсем забросили в первую неделю каникул. Теперь, когда Рождественские праздники закончились, все успокоились — все, кроме Гарри, которому снова стало не по себе. Двадцать четвертое февраля приближалось, а он всё ещё не разгадал секрет золотого яйца. Поэтому теперь каждый вечер, приходя в спальню, он доставал яйцо из чемодана, надеясь, что со временем что-нибудь поймет. Он напряженно думал о том, на что, кроме визга тридцати музыкальных пил, похож этот странный звук, но он и в самом деле никогда не слышал ничего подобного. Он закрывал яйцо, тряс его изо всех сил, открывал опять, пытаясь разобраться, не изменился ли звук, но толку не было. Он пробовал задавать яйцу вопросы, пытаясь перекричать ужасный скрежет, но ничего не происходило. Однажды он даже швырнул яйцо через комнату — правда, без особой надежды, что это поможет…

Гарри не забыл подсказку Седрика, но, поскольку теперь он питал к нему не самые дружеские чувства, то решил ею не пользоваться. В самом деле, если бы Седрик действительно хотел помочь Гарри, то его намёк не был бы таким загадочным. Гарри ведь сказал Седрику открытым текстом, в чём будет заключаться Первое задание. Видимо, по мнению Седрика, предложение принять ванну было достойной ответной услугой. Ну да и не очень-то нужна была такая дурацкая помощь, тем более от того, кто ходит по коридорам за руку с Чо.