— Можно мне твой автограф?

Гермиона отвернулась, улыбаясь, глядя на катящиеся к ним вверх по дорожке самоходные повозки, пока Крам, не без удивления, но с удовольствием, подписывал Рону кусочек пергамента.

По пути обратно на Кингс-Кросс погода была полной противоположностью той, что встретила их на пути в Хогвартс в прошлом сентябре. Небо было безоблачным. Гарри, Рону и Гермионе удалось занять отдельное купе. Пигвиджена опять накрыли парадной мантией Рона, чтоб не ухал; Хедвига дремала, спрятав голову под крыло, а Косолап свернулся на свободном сидении наподобие большой меховой рыжей подушки. Поезд шёл на юг, и чем дальше он уходил, тем свободнее и непринуждённее болтали Гарри, Рон и Гермиона. Речь Дамблдора на Прощальном Пире принесла Гарри непонятное облегчение. Говорить о том, что произошло, стало не так больно. Они прервали обсуждение, что Дамблдор теперь может предпринять, чтобы остановить Волдеморта, только когда прибыла тележка с обедом.

Вернувшись с едой и положив сдачу в свою сумку, Гермиона вытащила оттуда номер «Ежедневного Пророка». Гарри взглянул на газету с опаской, не уверенный в самом деле, хочет ли он знать, что там может быть написано. Но Гермиона, видя его замешательство, спокойно сказала:

— Здесь ничего нет. Сам посмотри, совсем ничего. Я проверяла каждый день. Только маленькая заметка после третьего задания о том, что ты выиграл Турнир. Они даже не упомянули Седрика. Ни слова о том, что произошло. Я так думаю, что Фадж велел им молчать.

— Он никогда не смог бы заставить Риту молчать, — сказал Гарри. — Особенно, если речь идёт о такой истории.

— О, Рита ничего не пишет уже с третьего задания, — сказала Гермиона каким-то странным голосом. — На самом деле, — добавила она, и её голос слегка задрожал, — Рита Скитер вообще не собирается ничего писать некоторое время. Конечно, если она не хочет, чтобы я проболталась.

— Ты о чём это? — спросил Рон.

— Я выяснила, каким образом она подслушивала разговоры в то время, когда ей было запрещено появляться на территории Хогвартса! — выпалила Гермиона.

Гарри показалось, что Гермиона уже несколько дней умирала от желания рассказать им об этом, но сдерживалась из-за всего, что произошло в эти дни.

— И как же она это делала? — воскликнул Гарри.

— Как ты узнала? — спросил Рон, не сводя с неё глаз.

— Вообще-то, Гарри, это ты подал мне идею, — ответила она.

— Я? — озадаченно сказал Гарри. — Как?

— Жучки! — радостно пояснила Гермиона.

— Ты же сама говорила, что они не работают…

— Да нет, не электронные жучки, — сказала Гермиона. — Нет, понимаешь… Рита Скитер, — голос Гермионы звенел от тихого торжества, — незарегистрированный анимаг. Она может превращаться, — Гермиона вынула из сумки маленькую закрытую стеклянную банку, — в жука.

— Ты шутишь, — воскликнул Рон. — Ты ведь не… она ведь не…

— Вот именно, — радостно сказала Гермиона, встряхивая банку перед ними. Внутри было несколько прутиков, листьев и большой, толстый жук.

— Да ни за что на свете — не может быть! — прошептал Рон, поднимая банку, чтобы рассмотреть получше.

— Да нет же, это правда, — сияя, заявила Гермиона. — Я поймала её на подоконнике в больничном крыле. Посмотрите поближе, и вы увидите узоры на её усиках — совершенно по форме её паршивых очков.

Гарри взглянул и убедился, что она совершенно права. Он тоже кое-что вспомнил:

— В тот вечер, когда Хагрид рассказывал мадам Максим о своей матери — помните, на статуе сидел жук!

— Совершенно верно, — сказала Гермиона. — И Виктор снял жука с моих волос, когда мы говорили у озера. И, если я не ошибаюсь, Рита сидела на подоконнике в классе Прорицания в тот день, когда твой шрам заболел. Так она весь год гонялась за сенсациями.

— Значит, когда мы видели Малфоя у того дерева… — медленно произнес Рон.

— Он говорил с ней, она была у него в руке, — продолжила Гермиона. — Малфой, конечно же, в курсе. Вот как она добывала все свои миленькие интервью с учениками Слизерина. Им не было дела до того, что она делала что-то запрещённое, главное было наговорить гадостей о нас и Хагриде.

Гермиона забрала банку у Рона и улыбнулась, глядя на жука, который злобно жужжал за стеклом.

— Я сказала ей, что выпущу её, когда мы вернемся в Лондон, — продолжила она. — Я наложила Нерушимое Заклинание на банку, так что она не может трансформироваться. И я велела ей отложить перо на целый год. Посмотрим, пройдет ли у неё привычка писать гадости о людях.

Безмятежно улыбаясь, Гермиона положила жука в школьную сумку.

Дверь купе скользнула в сторону.

— Очень умно, Грэйнджер, — послышался голос Драко Малфоя. Крэбб и Гойл возвышались у него за спиной.

Вид у всех троих был ещё более самодовольный, заносчивый и угрожающий, чем когда бы то ни было раньше.

— Ну что? — протянул Малфой, заходя в купе и оглядываясь по сторонам с ухмылкой на губах. — Ты изловила какую-то жалкую репортёршу, а Поттер — опять любимчик Дамблдора. Конец света!