Газетные вести оставили его сегодня равнодушным, и он отпустил Александра Петровича. Революции ужасны. Они суть бунты против царей земных и Царя Небесного. Помилуй нас, Господи, от сего рокового жребия...

Посещение Новосильцевой не шло из головы. Одна сейчас в огромном доме против Страстного монастыря. Ни миллионное состояние, ни участие родных и близких, ни заботы верных слуг и приживалок не могут заполнить её жизнь, опустевшую после гибели сына... Пошли ей, Господи, утешение... Вот она, жизнь человеческая... Войны, болезни, катастрофы — как смириться с этим?

Рука потянулась к перу. Он набросал на бумаге несколько мыслей, которые москвичи вскоре услышали в одной из проповедей митрополита:

«Должно признаться, что не легко привыкнуть к мысли о невинном страдании. Против неё восстаёт... вся природа, как человеческая, так и прочих тварей Божиих... но та же самая природа возвещает, что страдание, даже и невиновное, неизбежно...

Всякое благо, всякая радость, всякое удовольствие в природе, более или менее дорогое, покупается страданием. Зерно должно расторгнуться и совсем погибнуть, чтобы родилось растение и плод... Во всех и самых благодетельных силах природы открыты источники страдания и разрушения. Солнце согревает, но и палит зноем; хлад укрепляет, но и убивает; вода орошает, но и потопляет; ветер освежает, но и наносит болезни; земля приносит человеку хлеб, но требует у него пота. Человек родится, живёт и умирает также под законом страдания и ещё более прочих тварей покорен сему закону...

Страдать не хочется, но страдать надобно!»

А злоба дня понуждала к делам практическим. Архимандриту Афанасию он написал, что не приедет на праздник преподобного Сергия 25 сентября. «...На случай открытия болезни в монастыре, чтобы удобнее подать больному пособие и охранить других от общения с ним, заблаговременно иметь отдельную келью. Перестаньте ходить и пускать в ризницу без разбора. Что нужно для употребления, положите близко к передней палате, а во внутренние не ходите без крайней нужды, и то с предосторожностию, чтобы люди ходили здоровые и чистые от общения с больными... Я отложил путь в Петербург, почитая долгом в сомнительное время быть у своего места, чтобы умирать со своими».

Владыка учредил особые моления от бедствия, но важнейшее значение придавал общественной молитве. В назначенный им день состоялся общемосковский крестный ход.

Погода стояла мрачная. Из серых облаков, закрывших всё небо, моросил дождь. Однако, когда по церквам пошёл унылый звон, призывающий всех православных на молитву, в каждом приходе священники с крестом в руках, окружённые вынесенными образами и хоругвями, молились, преклонивши колена. Народ, рыдая, падал ниц на землю. После молебствия у церкви священники обходили свой приход, кропя святой водой, а за ними шли всё возраставшие толпы народа.

При приближении к Кремлю священники одного прихода сходились с другими, толпы народа сливались, хоругви реяли над толпою. Только часть огромной процессии поместилась в Кремле, где московский архипастырь в окружении монашества преклонил колена, моля Бога об отвращении карающей десницы.

29 сентября в 11 утра в первопрестольную прибыл Николай Павлович, дабы «поддержать упавший от страшного бедствия дух народа», как было объявлено в газетах. Государь был человек прямой и открытый. Вскоре после прибытия он объяснился с митрополитом. По словам Николая, естественною причиною его недовольства было опасение неверного толкования тёмной и легковерной толпой слов архипастыря, сомнений же в верности владыки у него и возникнуть не могло.

5 октября, в день трёх святителей московских, в Успенском соборе митрополит Филарет в присутствии государя говорил слово при продолжении молитв о избавлении от губительной болезни.

— И в праздник теперь не время торжествовать, потому что исполнилось над нами слово Господне: превращу праздники ваша в жалость....

И гнев, и милость, и наказание, и пощада, и грозное прещение против грехов наших, и долготерпеливое ожидание нашего покаяния ежедневно и ежечасно пред очами нашими... Видите, что мера грехов наших полна, ибо начинается необычайное наказание. Но видите и то, что мера милосердия Божия неисчерпана...

Помыслим, братия, о важности для нас настоящего времени. Важно и всякое время, и нет времени, которым безопасно можно было пренебрегать, ибо во всякое время можно спастися или погибнуть. Но особенно и необыкновенно важно для нас сие время, когда Бог уже положил нас на весы правосудия Своего, так что одна пылинка, прибавленная к тяжести грехов наших, одна минута, не употреблённая для облегчения сей тяжести, могут низринуть нас...

Много должно утешать и одобрять нас, братия, и то, что творит среди нас Помазанник Божий, благочестивейший государь наш. Он не причиною нашего бедствия, как некогда был первою причиною бедствия Иерусалима и Израиля Давид (хотя, конечно, по грехам и всего народа); однако с Давидовым самопожертвованием приемлет он участие в нашем бедствии...

В алтаре после причащения Николай Павлович поинтересовался:

— Владыко, по Москве чуть не каждый день ходят крестные ходы. Не опасно ли? Собираются массы народа, творят коленопреклонённо на сырой земле молитву. Мои лекари удивились.

— Ваше величество, — твёрдо отвечал митрополит. — Господь оправдал церковное действие по крайней мере против сего сомнения. Число заболевающих после крестных ходов не больше, а несколько меньше, нежели в предшествующие дни.

— А что духовенство?