Шрифт:
— О, во мне смесь разных кровей, немножко той, немножко этой, в том числе и венгерская кровь.
Официант принес им меню.
— Как прошло сегодня утром собеседование с Чайлдсом? — осведомился Теллер.
Положив меню на стол, Сюзанна посмотрела на собеседника поверх очков:
— Не очень удачно. Скрытный он человек. И странный. Впрочем, в наше время у большинства людей есть необъяснимые странности.
— А конкретно у Чайлдса? В чем выражается странность?
— Трудно сказать. Внешне все обстоит безупречно: любезен, приветлив, откровенен. Взял меня в полет на своем самолете.
Теллер изобразил плотоядную улыбку и пошевелил пальцами, будто вертя воображаемой сигаретой.
— Катал, значит, на своем самолете? Ишь ты, а я-то полагал, что он примерный семьянин: жена, четверо детей, размеренная жизнь в загородном доме…
Сюзанна нахмурилась, сняла очки:
— Давайте обойдемся без пошлостей. У него — дефицит свободного времени, мне нужно было задать ему несколько вопросов, поэтому пришлось разговаривать в самолете. Что тут предосудительного?
Теллер удрученно махнул рукой:
— Не обращайте на меня внимания. Я сегодня немного расстроен: утром возил Бьюти к ветеринару.
— А, вашу собаку?
— Нет, кота. Нужно было выписать ему пилюли.
— Понятно, — и водрузив очки на переносицу, она продолжила изучать меню.
Теллер выбрал одно из фирменных блюд ресторана — утку на вертеле.
— Осторожней с красной капустой, — предупредила его Сюзанна, — по-моему, они добавляют в нее дрожжи для брожения — так мне прошлый раз показалось. — Себе она заказала «жекели гуляш» — жаркое из свинины в сметане с квашеной капустой, обильно сдобренное красным венгерским перцем.
— Теперь, мисс Пиншер, расскажите мне, чем вы занимались всю остальную неделю. Удалось поговорить с кем-либо из других судей?
— Нет, не удалось, ни с кем, кроме Чайлдса. Он, кстати говоря, считает, что убийца Кларенса Сазерленда — женщина, которую тот бесконечными похождениями толкнул на убийство из мести.
— Вы знаете, из бесед с рядом сотрудников Верховного суда у меня создалось то же впечатление.
Она откинулась на спинку кресла.
— А в действительности как вы это себе представляете: женщина проникает запросто, без помех, в Актовый зал Верховного суда и убивает старшего клерка, так что ли?
— Как известно, женщины способны на все, мисс Пиншер. О присутствующих, естественно, не говорят. Можно мне называть вас Сюзанна?
— Сделайте одолжение. Можете даже Кэнди, если вам так больше нравится.
— Как писал один местный поэт: «Кэнди очень хороша, только просит джин душа».
— Очень верное жизненное наблюдение. Послушайте, лейтенант, не в моих привычках отравлять чудесно начатый вечер, но человек отправился на тот свет, причем отнюдь не по собственной воле. Поэтому не пора ли нам вернуться к нашим делам?
Он обреченно кивнул, согласившись с приговором, но выпросив отсрочку исполнения, пока он не доест яблочный штрудель и не допьет кофе, который подали в стаканах, помещенных в серебряные филигранные подстаканники.
— Вот теперь я готов, — сказал он с довольным видом, похлопывая себя по животу. — Так, на ваш взгляд, прав Чайлдс относительно злоумышленницы, как любит выражаться мой начальник, или не прав? Вам тоже кажется, что Сазерленда прикончила одна из его дам?
— Вполне резонный вывод, с моей точки зрения.
— А личное отношение Чайлдса к Сазерленду?
— Скверное. Он сильно недолюбливал убитого, считая его одним из поколения «мягкотелых», по его собственному выражению.
— Оно и понятно: Чайлдсу такие ребята очень не по душе. Я ознакомился на неделе кое с какими материалами о нем: военный до мозга костей — упрямый, прямолинейный, не приемлющий перемен. Кстати, вам известно, что он вырос в крайней бедности? А я вот полагал всю жизнь, что Чайлдс и другие, кто добивается высокого положения в обществе, от рождения имеют все что нужно, чтобы выйти в люди.
— Ему можно верить. Он классический образец сверхуспешной биографии по-американски.
— Что есть, то есть. Мне попала в руки на днях серия очерков о нем в «Лайфе» — тех, знаменитых, Дэна Брейжера. Здорово написано!
Она согласно кивнула.
— Я эти очерки тоже прочла, готовясь к беседе с Чайлдсом. Между прочим, его отношения с Брейжером — целая повесть сама по себе, причем захватывающе интересная, — напомнила Сюзанна Теллеру прогремевшую по всей Америке историю фронтовой дружбы летчика и журналиста.