– Ир, давай ты мне по-честному всегда будешь говорить, где и кого я обидела, если что узнаешь. Я не обижусь. Я просто многого еще не знаю, оказывается. И с тобой – я даже не подозревала, что тебе может быть плохо. Ты такая благополучная всегда, самодостаточная. Все тебе завидовали, все к тебе прислонялись. Ох, ну и свинья же я! Других людей осуждаю, как будто я им судья. А о себе – хоть бы раз задумалась!

– Да оставайся ты какая есть, чего уж. Жива-здорова, крыша не съехала после Катиных гостеваний, и радуйся. Разберемся потом по ходу пьесы, кто в чем перед кем виноват.

Иришка резонно принимала Надино покаяние как реакцию нервов на пережитое. Надо как следует наесться, выспаться, нагуляться поутру по сонному лесу, по шуршащим листьям. А то скоро снег выпадет, ни одного даже прошлогоднего листочка не увидишь. Утро вечера мудренее. Сон – благодать. Не всякому даруется.

– Ирка, представляешь, не смейся только! Я – княгиня! Или княжна! Стопроцентно кто-то из них. Мама моя – точно княгиня! Ой! Я же рюкзак на втором этаже у Питика забыла, там все. Прочтешь – поверишь!

Надя упоенно рассказывает подруге о своем открытии.

Они бредут вдоль медленной осенней речки, скучливо отражающей серебристо-стальные облака. Снег вот-вот пойдет. А кое-где все-таки бьется маленькая зеленая травка. Рябина краснеет-полыхает.

Кроткая земля. До слез кроткая. Все претерпевает. Не ропщет. Одно племя человеческое выводит другое под корень. Семя Каиново не перевелось. Сжирает его, ищет выхода ненасытная жажда мести невинным и ничего им не должным братьям. Немыслимые пространства заливаются кровью непонятно за что воюющих людей. И только безответная земля остается вечной. Она – тайна. Она – смысл.

– Вот я тебя сейчас тоже повеселю! Ты спала еще, я с Екатериной Илларионовной беседовала. Лежит загипсованная в клинике. Счастливая, просветленная. «Все, – говорит, – правильно я рассчитала» (рассчитала она, представляешь!). Радость у нее: Димочка примчался, вызвался ночами у нее дежурить. Спать будет в ее палате. Каждую ночь под маминым присмотром! Два месяца – как минимум. А там, глядишь, и вовсе одумается. Она мать, она верит.

– Алеша, Коля, ну мы все готовы, залезайте уже, папа давно ждет!

– Ма-ам! А Тихона кто возьмет? Возьми ты, а? Он все время чихает и плюется. Нас и так в машине много!

– Тихон с вами! Ну, сколько можно ныть? Сами просили собаку? Просили! Вот он с вами и поедет. А мы с Таней. Я не могу отвлекаться, а к Тане он не привык.

– Ну хорошо, только пусть он с Колькой сзади сидит, а я с папой сяду. Он меня водить учит.

– Меня он тоже учит! И нечего командовать!

– Ладно, разбирайтесь сами, ну вас.

Надя отошла к своей машине, издали любуясь четырьмя мужиками: мужем Андреем, сыновьями Алешей и Колей и светло-бежевым лабрадором Тихоном, вполне взрослым двухгодовалым парнем.

Тихон зажил в семье вскоре после памятных событий на даче, когда отчаянная домохозяйка Екатерина Илларионовна устраивала Наде веселую жизнь на манер домашнего триллера. Мальчишек тогда ни о чем произошедшем с мамой на даче во время их путешествия по Египту не проинформировали, так что они уверены, что появлением в доме Тихона обязаны своему непрестанному нытью «купите собаку». А раз так – весь уход за выпрошенным сокровищем на них и вся ответственность за его воспитание – тоже.

Хотя учить Тишу оказалось легче легкого: свойства породы, заложенные в генах, проявлялись ярко и неуклонно. Вырос из него сильный беззлобный детина, способный и подурачиться со своими, и защитить самоотверженно. Мальчишки воспринимают его как брата. А если брат, то можно и пошпынять, и поныть, чтоб не лез, когда не просят, и стараться переложить часть забот о «младшеньком» на чужие плечи. Тем более у Алексея переходный возраст, и всю эту семейную жизнь видал он ясное дело где. А у Коли тоже период разочарований – старший брат отдаляется, рычит по пустякам, гонит от себя, а то и обзывается всякими пакостными словами, типа «тварь земная» или «пенек болотный». Вроде слова все приличные, не придерешься, а обидно до слез. Был брат и друг, а теперь не-пойми чего. Временами, правда, Алексей забывает, что он уже взрослый и плевать на все хотел с высоты полета Гагарина, и начинает быть нормальным и уютным, только Коле как-то страшно на это покупаться, и он старается держаться в рамках, не обольщаться временным снисхождением.