Таня пришла в себя и даже готова была отвечать на вопросы, чего обычно от нее добиться было невозможно.

– Кто-то схватил за цепочку и потащил. За будку быстро потащил…

– Ты узнала его? Ты видела?

– Нет, он со спины подкрался, очень тихо. Я на качелях сидела, читала. Качели скрипели, и я ничего не слышала.

Любимое ее местечко, маленькие качельки, обычно она там и сидит, когда гулять положено.

– Но хоть что-нибудь о нем запомнила?

– Очень сильный. Безжалостный. Не наш.

– Почему не наш?

– От него пахло по-другому.

– Как? Плохо пахло, воняло? Может, бомж проник на территорию?

– Нет, очень-очень приятно пахло. У нас так не пахнут.

– А когда ты закричала?

– Он рвал на мне цепочку, рвал. Я сначала ничего не могла. Все очень быстро. И я подумала, что все, конец. И закричала. И потом уж не помню.

Он мог ее задушить за то время, что они бежали. Это чудо, что она жива. Самое настоящее чудо.

Наталья поняла, что территорию детдома надо охранять всерьез, раз докатились до них такие дела.

И еще – она была уверена, просто на сто процентов уверена, что этот приятно пахнущий чужой пришел именно по Танину душу. Забрать у нее то последнее, что когда-то оставил, украв ее имя, детство, семью. Ее жалкую трепетную жизнь, очень тихую и несчастливую замкнутую жизнь. Выследить бы этого гада, но как?

В доблестной милиции опять протелепались безрезультатно. Она умоляла их привезти служебную собаку, та бы взяла след, раз уж девочка отметила необычный запах. Но собака у них была одна, и находилась она, как объяснили Наталье, на важном объекте – машину взорвали как раз в этот самый момент напротив мэрии. И это, понятное дело, было важнее жизни несчастной детдомовки. Осмотр места происшествия ничего не дал. Дело заводить не стали, кому нужен лишний висяк.

Наталья совершенно лишилась покоя. Она с ужасом понимала, что как ни охраняй, но цепью ребенка к себе не прикуешь, и если одна попытка не удалась злоумышленнику всего на чуть-чуть, то нет таких преград, которые он не преодолеет в следующий раз.

Это счастье, что Андрей заберет ребенка и три месяца дитя будет под защитой и присмотром. Три месяца – это срок! Она уж надумает, что и как предпринять за это время. А пока – отдышаться бы.

Таким вот подарком и прибыла девочка Таня в семью Надежды.

С тех пор как Надежда пережила вторжение в свой дом, она не могла оставаться одна ночью – ни в городской квартире, ни на даче. Умом она понимала, что, по теории вероятности, не должно бы с ней случиться еще раз что-то подобное, и днем даже не вспоминала о своих страхах. Но чем ближе дело шло к ночи, тем сильней тревожилась ее душа. Так что, можно сказать, Екатерина Илларионовна все же добилась своего: лишила покоя своего неприятеля на долгое время, если не навсегда.

Те бредовые ноябрьские дни нет-нет, а всплывали в памяти, вызывая жуткие ощущения длящегося кошмара.

Конечно, определенные меры они предприняли, чтобы взбесившаяся в очередной раз Илларионовна тысячу раз подумала, прежде чем что-то такое же лихое предпринять.

Надежде пришлось поехать в больницу, где залечивала переломы ее преследовательница, и поговорить с ней в присутствии того самого сына Димочки, из-за которого весь сыр-бор и разгорелся. Дима был посвящен во все детали того, как опекала мать его здоровье, личную жизнь и все остальное.

Парня пришибли не столько действия матери – тут он был внутренне ко всему готов, сколько пособничество отца, которому он почему-то верил безгранично. Отец юлил, отмазывался от всего. Предложил крупную сумму для возмещения нанесенного супругой материального ущерба.

Надя хотела сначала плюнуть ему в морду и гордо отказаться: «Да подавись ты своими деньгами, обклей ими свой поганый термитный муравейник!», но Андрей решил иначе: деньги следует взять, причем потребовать гораздо больше, чем сулит неприятель, пусть напрягутся, пусть действительно запомнят, во сколько обходятся подобные игры.

А деньги для таких – самый весомый аргумент. Напуганный супружник поскрипел, но выплатил указанный «штраф». На том дело и кончилось, за исключением все еще открытой душевной раны, с которой Надя пока не совладала.

Именно поэтому жила она теперь по принципу: чем больше, тем лучше. То есть чем больше народу окажется под крышей дома твоего, тем безопасней кажется жилище. С братом Питиком, жившим постоянно в Германии, Надя договорилась, что будет в его отсутствие пользоваться принадлежащим ему вторым этажом, а он, в свою очередь, если захочет, сможет привозить кучу родных и друзей и размещать их на Надиной половине, когда ее семейство дачей не пользуется.