Инна вошла, наконец, в здание и направилась к кабинету директора.

– Инна Викторовна? Доброе утро! – встретила ее у порога завуч по воспитательной работе, которая еще только открывала кабинет директора.

– Здравствуйте, – ответила она и, дождавшись, когда дверь поддастся, проскользнула внутрь.

Несколько минут необъятных размеров тетка возилась со шкафом, верхней одеждой, сапогами и туфлями. Только закончив ритуал переодевания, села за стол напротив Сашиной мамы.

– Что будем делать? – задала она несуразный вопрос.

– Сначала вы мне расскажете, – нервы ее были уже на пределе, – каким образом в школе пришли к выводу, что журналы подожгла именно Александра.

– Все просто, – тетка безразлично пожала плечами, – опросили учеников старших классов, несколько человек указали на вашу дочь.

– Кто именно? – Инна открыла сумку и достала блокнот, приготовившись записывать.

– Это еще зачем? – занервничала тетка. – Мы такой информации не даем.

– Тогда, вероятно, – Инна, уже поняв, что ситуация замкнулась вокруг желания найти крайнего, смотрела на мерзкую тетку через прищур, – вы не будете публично заявлять о том, что в истории с журналами виновата Александра Маковецкая?

– Напротив, – тетка сильно удивилась, даже выпучила глаза, – об этом каждый ученик должен знать. В назидание! Кроме того, уже принято решение исключить Сашу из школы. Собственно, об этом я и собиралась вам сообщить. И завтра, на открытой линейке…

– Завтра, – зашипела Инна разъяренной коброй, – у вас на линейке соберется вся пресса Москвы. Прогремите! Опровержения устанете писать!

– А…

– А не стоило связываться с дочерью журналиста. – Волосы Инны встали дыбом, громадные глаза сверкали. – Называйте имена и фамилии!

Марианна Ивановна задрожала, толстые пальцы нервно теребили косынку на шее. Перед внутренним взором Инны возникла картина – как эти пальцы лопаются, не выдержав собственной плотности, и из каждого, словно из яйца, появляется по черной, неистово шипящей змее. Инна тряхнула головой, отгоняя видение: оно не имело ни малейшего отношения к ЭТОМУ миру.

– Ну!

– Рита Макаренко, Вика Столыпина, Нина Говорова, Анна Пигаль, – пробормотала завуч.

– Это одноклассницы Сашки! – бросила Инна как обвинение.

– Ну и что?!

– Вы даже не знаете, что они ненавидят ее?! Что недавно заманили в заброшенный детский сад и избили?!

Выпученные глаза тетки поползли на лоб. Инна на секунду зажмурилась, чтобы не позволить новым образам из ДРУГОЙ реальности прорваться наружу.

– Не может быть!

– Хотите заявление в милицию? – спросила Инна с нажимом. – Я напишу! Мы были у врача, зафиксировали побои!

Она блефовала – Сашка так и не позволила сводить ее в поликлинику. К тому же о происшествии в детском саду Инна узнала только в ночь накануне своей командировки, когда ее маленькая безрассудная Сашка протаранила на мотоцикле соседский «Мерседес», доказывая, что она круче всех пацанов во дворе. И поверх старых, уже заживших почти синяков кровоточили новые раны.

Привести в школу «всю прессу Москвы» она не могла и подавно, разве что Суслов уговорит двух-трех писак из районных газет, от которых не будет никакого толку. Но, главное, она выбила у этой жуткой Марианны Ивановны почву из-под ног и заставила усомниться в том, что виновата Саша.

– А кто тогда, – лицо завуча сморщилось в плаксивой гримасе, – кто их сжег?

– Вот это, – Инна встала, понимая, что продолжение разговора не имеет смысла, – меня не интересует! Разбирайтесь сами! Вы же понятия не имеете о том, чем заняты дети. Вам наплевать на все, лишь бы сидели и делали вид, что принимают правила вашей игры. А они давно выросли и перестали быть теми, кем кажутся!

– И что будем делать? – словно лейтмотив прозвучал прежний вопрос.

– Хотя бы изредка, – Инна пятилась к выходу, – оставлять дома свое безразличие!

Она выскочила за дверь, которой хлопнула так, что застонали стены. Ей показалось, не только у кабинета директора – во всей школе.

Выбегая из здания, Инна чувствовала отвращение и желание никогда здесь больше не появляться. Бедная Сашка! Как она заставит себя учиться здесь после того, как ее унизили, оболгали? И сама она – мать называется – хороша! Еще вчера по голосу этой Марианны Ивановны должна была догадаться, что именно представляет собой человек.

Инна набрала Ладу: ехать на работу сегодня она не могла. Нужен был отгул, отпуск за свой счет, что угодно и на любых условиях. Главный редактор отреагировала привычно – оглушающим криком. Но у Инны не было времени разбираться с Ладой, сначала нужно было отыскать свою дочь.

Телефон Саши теперь был доступен, но она настырно сбрасывала звонки. Инна вздохнула с облегчением: значит, жива и здорова, просто злится на мать.

Она остановилась посреди узкой асфальтовой тропинки, вынуждая прохожих с ворчанием обходить ее по засыпанной снегом земле, и стала набирать сообщение. Она писала о разговоре с завучем, о том, что Саша не виновата. Просила прощения и умоляла прийти домой.