Шрифт:
— Как вы думаете, что это могло быть? — спросил Эд.
— Доказательство, — ответил профессор Хилберт.
— Доказательство чего?
— Не знаю, — признался профессор Хилберт и побрел прочь, грызя ручку.
Несколько часов спустя профессор Хилберт все еще сидел за своим столом в окружении бумажек, на которых он вычерчивал графики, составлял сложные уравнения и рисовал человечков, дерущихся на мечах. Он повторно просмотрел системные записи за последние несколько часов и обнаружил кое-что любопытное. Система сама себя переписала, как и предположили Виктор с Эдом, но сделала это не безукоризненно. Понемногу профессор Хилберт восстанавливал произошедшее. И хотя пока был не в состоянии воссоздать все полностью, он обнаружил, что в тот самый момент, когда Эд с Виктором оказались свидетелями События (как это уже начали называть), в систему вторглась цепочка чужих команд, некий код. И вот этот самый код профессор Хилберт сейчас и пытался реконструировать.
Проблема заключалась в том, что посторонние команды не были написаны ни на одном из известных языков программирования. На самом деле они вообще не походили ни на какой опознаваемый язык.
Сферой особого интереса профессора Хилберта были параллельные измерения. В особенности его завораживала вероятность того, что вселенных на самом деле множество и наша — лишь одна из них. Он принадлежал к группе ученых, веривших, что наш мир может существовать среди огромного количества других, часть из которых зарождается, часть уже налицо, а часть завершает свое существование. Профессор Хилберт свято верил в множественность вселенных. Работа всей его жизни была посвящена поиску доказательств этой гипотезы, и он надеялся, что коллайдер поможет ее подтвердить. Если бы в коллайдере возникла миниатюрная черная дыра, такая, которая не грозила бы поглотить Землю — скажем, размером в одну тысячную массы электрона, — и просуществовала бы всего десять в минус двадцать третьей степени секунд, для профессора Хилберта это явилось бы неопровержимым доказательством наличия параллельных вселенных.
Теперь же, сидя за своим столом, он смотрел на загадочные команды, записанные символами, которые казались одновременно и современными, и очень древними, и размышлял: «Неужели это то самое доказательство, которое я искал? Послание из другой вселенной, другого измерения? А если да, то что оно означает?»
Возможно, некоторые из вас знают, кто такой Альберт Эйнштейн. Для тех же, кто не знает, вот его портрет:
Эйнштейн был очень знаменитым ученым, из тех, чье имя могут назвать даже люди, знать не знающие про науку. Больше всего он прославился своей общей теорией относительности, гласящей, что масса — это разновидность энергии и что e = mc2 (или, иными словами, энергия — это масса, помноженная на скорость света в квадрате), но еще у него было чувство юмора. Однажды он сказал, что все мы невежи, но каждый из нас невежественен по-своему, — это очень мудрые слова, если задуматься. [15]
15
Как можно понять по этой фотографии, Эйнштейн относился к себе не слишком серьезно — во всяком случае, временами. В общем и целом это хорошая идея — держаться подальше от людей, которые относятся к себе чересчур серьезно. Мы все и так слишком серьезны, а людям, которые относятся чересчур серьезно к себе, не хватает серьезности, чтобы воспринимать всерьез других. Вместо этого они смотрят на окружающих свысока и втайне радуются, когда у других что-нибудь идет наперекосяк, потому что это, с точки зрения чересчур серьезных типов, доказывает, что они были правы, с самого начала не принимая никого всерьез. (Прим. авт.)
Именно Эйнштейн предсказал существование черных дыр (одна из них находится в середине нашего Млечного Пути, но ее загораживают облака пыли, а то ее каждую ночь можно было бы наблюдать в виде огненного шара в созвездии Стрельца), но, как оказалось, к Эйнштейновым черным дырам прилагается одна проблема. В самом их центре наличествует сингулярность (опять это слово), точка, в которой время подходит к концу и все известные законы физики перестают действовать.
Невозможно создать закон, который будет нарушать все остальные законы. Наука просто не работает так.
Эйнштейна это не обрадовало. Он любил, чтобы все работало в соответствии с законами. На самом деле суть всей его научной деятельности заключалась в стремлении доказать, что известной Вселенной правят определенные законы, и ему не нравилось, что всякие сингулярности лезут под руку и нарушают порядок.
Потому, подобно всякому хорошему ученому, Эйнштейн вновь принялся за работу и попытался доказать, что сингулярностей не существует или что если они все же существуют, то играют по правилам. Похимичив немного с результатами, он пришел к выводу, что сингулярности могут быть мостиками между различными измерениями. Это решило проблему сингулярностей — в той мере, в какой она заботила Эйнштейна, — но никто на самом деле не верил, что этот мостик, известный как мост Эйнштейна-Розена, и вправду можно использовать для путешествия между мирами. Ведь если он и существует, он должен быть очень нестабилен. Все равно что построить мост из жевательной резинки и кусочков шоколада над очень длинным ущельем, а потом предполагать, что кому-нибудь на тяжелом грузовике захочется проехать по нему. Кроме того, этот мост может оказаться очень маленьким — десять в минус тридцать четвертой степени метров, то есть настолько маленьким, что его как бы почти и нет, — и существовать при этом лишь мгновение, так что переправляться через него на грузовике (космическом, ясное дело) будет делом трудным и, честно признаться, неминуемо приведет к смерти.
Математики также рассчитали вероятность существования в центре черных дыр так называемых множественно соединенных пространств, или «червоточин» — упрощенно говоря, туннелей между вселенными. [16]
В 1963 году один математик из Новой Зеландии, Рой Керр, предположил, что черная дыра, начав вращаться, превратится в устойчивое кольцо нейтронов, потому что центробежная сила будет уравновешена направленной внутрь силой гравитации. Черная дыра не схлопнется и не задавит вас насмерть, но это будет путешествие в один конец, поскольку гравитация не даст вам вернуться тем путем, которым вы пришли.
16
В книге Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье» зеркало подействовало как тот самый туннель. Кэрролл, которого на самом деле звали Чарльз Доджсон, был математиком и знал теорию «червоточин».
Ему нравилось вставлять в свои лекции по математике головоломки. Вот известный пример: одна чашка содержит 50 ложек бренди, а другая — 50 ложек воды. Ложку бренди взяли из первой чашки и добавили во вторую. Затем ложку этой смеси отчерпнули из второй чашки и вылили в первую. Сколько теперь бренди во второй чашке — больше или меньше, чем воды в первой чашке? Если вам хочется узнать ответ — а я вас предупреждаю, что от попыток найти его голова заболит вернее, чем если бы вы выпили весь этот бренди, — то он в конце главы… (Прим. авт.)
И тем не менее этот спор был очередной стадией широкой дискуссии о «червоточинах», черных дырах и параллельных измерениях, где законы физики могут отличаться от наших, но превосходно работать в своей вселенной.
Теперь же профессор Хилберт размышлял, не могло ли так случиться, что кто-то из другой вселенной нашел путь наружу — через дыру или мост, пока невообразимый для нашей науки, — и попытался установить контакт? Если это и вправду так и если мост до сих пор существует, то должно быть открыто одно окно в том мире и другое окно — в нашем.
Вслед за этим вставал другой вопрос: где это окно и что именно из него выйдет?
В подвале дома № 666 по Кроули-роуд четверо стояли и внимательно смотрели на то место, где совсем недавно находился вращающийся голубой круг. Миссис Абернати вернулась после визита к дому Сэмюэла Джонсона и обнаружила, что три ее компаньона пребывают в состоянии стресса.
— Портал закрылся, — произнес мистер Рэнфилд, внешностью и голосом теперь несколько отличающийся от себя прежнего.