Иванович Юрий
Шрифт:
Со стороны Карнея Пари были, конечно, многочисленные двоюродные братья и сёстры, со своими ещё белее многочисленными семьями, но ходить к ним было очень тяжело. Воспоминания нахлёстывали с новой силой, вызывая в памяти тоску по безвозвратно ушедшим и навсегда их покинувшим людям. По взаимной договорённости отец с дочерью никогда не вспоминали вслух об этой тяжелой утрате и со временем научились прятать глубоко в своих сознаниях общую боль и даже получать те небольшие радости, которые доставляет повседневная жизнь и некоторые праздники.
Сейчас они сидели на ступеньках, держа на коленях подносы с едой, и оживлённо наблюдая, обговаривая всё, что происходило вокруг.
– Ой, смотри! И соседи наши здесь же обедают! Да не туда смотришь, там, чуть правее, на лавочке! Видишь, нас приветствуют?
– и Абелия тоже замахала в ответ рукой.
– 0ни ведь тоже страшные любители нашего ресторанчика.
– Ещё бы!
– согласился её отец, послав салют в сторону лавочки.
– А народу то сколько: уже трудно кого-либо в толпе такой отличить!
– Да скоро здесь вообще прейти будет невозможно!
– И что: все придут послушать этого Окапия?
– Папа! Ну, это же естественно: он самый лучший!
– Абелия недоумевала.
– Неужели он тебе не нравится?
– Да нет, нравится!
– успокоил её академик, отрезая кусочек обжаренной и сочной отбивной.
– Но нельзя же создавать такой культ и превращать обычного человека в какого-то идола!
– Но ведь это же никому не вредит...
– Ага! Не вредит! Да ты глянь, что уже возле сцены творится!
– он, пережёвывая мясо, указал вилкой на место предстоящего концерта.
– Уже ни одного свободного дерева не осталось: висят на ветках как обезьяны. До утра весь наш парк вытопчут! Как стадо диких слонов и не менее диких обезьян, честное слово!
– Ну, это ж праздник!- засмеялась Абелия.
– И уже завтра деревья будут стоять как новенькие и травку польют, где надо заменят...
– Вот эту молодёжь я бы и заставил заняться восстановлением...
– Ой, папа!
– неожиданно радостно перебила его дочь.
– Ни за что не угадаешь: кто к нам идёт?
– Где? Кто?
– академик близоруко всматривался в ту сторону, куда глядела его дочь.
– Да вот же! Самый солидный и с самым большим подносом с едой!
– Вот это сюрприз!
– Карней наконец-то узнал подходившего.
– Спустился с облачных вершин, что бы к народу быть поближе!
– он встал, отложил поднос.
Тасон поставил и свой, ещё парующий обед на парапет, и обнялся с академиком. Потом поцеловался с его дочерью.
– С праздничком вас!
– И тебя также! Присаживайся! Вижу, ты голоден, как никогда!
– пошутил Карней Пари.
– Дня три, небось, не кормили?
– А знаешь, действительно уже и забыл, когда спокойно за столом сидел. Разве только у тебя в гостях, - он сел, поставил поднос на колени и принюхался: - М-м-м! Как пахнет! А не сомневался, что найду вас недалеко от любимого ресторана. Да и я о нём всегда вспоминаю с довольным урчанием желудка.
– А я подумала, что вы пришли сюда послушать лучшего певца планеты!
– пошутила Абелия.
– Оказывается у вас чисто гастрономический интерес.
– Здесь что: будет выступать Окапий?
– чистосердечно удивился Тасон.
– Он вам тоже нравится?!
– не поверила девушка.
– Ещё как!
– Тасон блаженно вздохнул: - Это я здорово попал! Хоть расслаблюсь немного.
– Много работы?
– посочувствовал Карней, глядя, как его старый друг с ожесточением набросился на салат.
– Да и похудел ты в последнее время...
– То ли ещё будет!
– многозначительно изрёк Тасон вылавливая вилкой из густого соуса аппетитную тефтелю.
– Чем ближе к пенсии, тем больше беспокойства!
– Ну да! Такие как ты уходят на пенсию!
– засмеялся Академик.
– Будешь носиться как угорелый до последнего вздоха. Без обеда, без сна и без отпуска. Ведь признайся: в отпуске давно был?
– услышав в ответ лишь скорбное мычание занятого обедом Тасона, неожиданно погрустнел и добавил: - Хотя так намного лучше. Очень не хотелось бы провести последние дни в постели, совершенно беспомощным и никому не нужным дедуганом...
– Папа!
– перебила его дочь с укором и с лаской в голосе одновременно.
– Если у тебя будет подобное настроение, то я никуда не еду и остаюсь с тобой!
– Что?!!
– в один голос возмутились, и отец и Тасон и от этого все трое засмеялись. Карней продолжил, оправдываясь: - Это я так, прикидываю, как оно будет лет через двадцать...
– А - а!
– протянул Тасон.
– Тогда другое дело! Но советую ещё лет девятнадцать об этом и не думать. Понял?!
– Извините, погорячился... э-э... вернее: поторопился!