Ирина его обожала. Сутками она не покидала обсерваторию, деля время между наблюдениями ночью и обработкой материала днем. Она знала рецепт кофе «А-ля Виктор» — чуточку кофе, чуточку коньяку, чуточку лимонного соку, полторы ложки сахару, семь минут кипячения.

«Ирина, у вас золотые руки». Ирина смущалась. Капельки рыжинок пропадали, стирались на узком большеглазом лице.

«Устинович настоящий современный ученый», — говорила Ирина Ипполиту и Вадиму.

«Прожектер… Настоящий ученый употребляет чистый коньяк», — отвечал Ипполит.

«Ему можно доверять фундаментальные теоретические расчеты, но…» — неопределенно выговаривал Вадим.

«Вы болваны. Жаль, что Устинович о вас хорошего мнения», — завершала Ирина.

Вот уже несколько лет многие статьи, выходящие в СССР и за границей, подписывали вместе Виктор Устинович, Ирина Кон. Без различия рангов и степеней. Хотя роль Ирины во многих работах сводилась к приготовлению кофе. «Читайте Станиславского. Театр начинается с вешалки, — в ответ на протест Ирины приговаривал Устинович. — И выпрямитесь… Мне приятны стройные коллеги». Возможно, отчасти и это являлось причиной неприязни к Устиновичу со стороны кое-кого из сотрудников. И еще то, что итоги некоторых работ, оцененные на Ученом совете как фантастические, в скором времени вдруг подтверждались и у нас, и за границей.

«Сообщите, Ирина, мосье Шарлю Фужерону, в Принстон, что надо читать Вестник Академии…» или: «Молодец тот проныра журналист из газеты „Труд“, как мы его не хотели допускать на Ученый совет, помните, так вот, пусть сэр Колгейт ознакомится с информацией в газете „Труд“», — говорил Устинович Ирине, складывая очередной астрономический бюллетень.

Бывало и наоборот.

«Ирина, запросите редакцию, чтобы вернули нашу статью о далеком ультрафиолете. Передержали, черти. Устарела».

Ирина смотрела на его седую короткую стрижку, на его руки, держащие иностранный журнал, и вспоминала ночные наблюдения «в ультрафиолете», бесчисленные расчеты, модели. Становилось досадно. В такие дни кофе получался горьким, а пластинки были наполовину засвечены. И нужно было время, чтобы все прошло…

— Помоги отрегулировать редуктор. Что-то соскакивает, — Ирина протянула отвертку.

Холодные тонкие пальцы коснулись руки Вадима. У сердца, в этой почти плоской груди, не хватает мощности подогнать кровь к бледным пальцам. Подобная мысль всегда мелькала у Вадима, когда он чувствовал это прикосновение. И каждый раз Ирина улавливала мысль Вадима и отдергивала руку. Точно так, как сейчас. Отдернула и отошла к окну.

Вадим принялся снимать кожух редуктора. Без этого не обходилось — Ирина всегда что-нибудь придумывала и задерживала его в лаборатории…

— А в Доме сегодня вечер… Ты не собираешься? — Ирина видела, как прозрачное облачко стремительно перебегало экран неба от косяка до косяка окна.

Вадим не отвечал. Зачем понадобилось вскрывать кожух, ведь все было в порядке?

— Так ты пойдешь? У меня два пригласительных.

— Куда? Ах, в Дом… Нет. Я занят. Мне надо… — Вадим замолчал. Он ничего не мог придумать. Ему не хотелось придумывать.

Странные между ними отношения. Вот сейчас надо напрягаться, изворачиваться. И она это понимает, но делает вид, что верит.

Вадим вспомнил далекий дождливый вечер. Они стояли на остановке автобуса, возвращаясь из Дома ученых, или, как его коротко называли, Дома. Трое в нетерпеливой промокшей толпе… Ипполит незаметно отозвал его в сторону. «С меня — все… Я больше не вынесу. Хватит с меня интеллектуальных басен. Хочу нормально укомплектованную девочку. Прости, Вадим».

Позже, в автобусе, Ирина получила малоубедительный ответ Вадима, что Ипполит, вероятно, не сумел попасть в переполненную машину и приедет следующим автобусом. И триумвират распался.

«Понимаешь, моя душа не может вынести грусть ее глаз. Хочется рыдать и во всем сознаваться, — оправдывался Ипполит. — Ты — йог, тебе легко…»

И позже пояснил: «Йог не тот, кто может все вынести, а тот, кто может ко всему приспособиться».

Ирина не поворачивала головы от окна. Вадим видел зачесанные назад светлые волосы и острые детские лопатки под цветным, плохо сшитым сарафаном.

— В следующий раз вызывай механика, — голос Вадима нетверд, с нервным визгливым присвистом. — Тем более…

Ирина повернулась. Взгляд узких черных глаз резанул Вадима.

— Тем более что редуктор как редуктор. Нужен профилактический осмотр, — негромко сказал Вадим и вышел.

В коридоре он достал сигарету и закурил. Коронные великолепные кольца дыма теперь выползали бесформенными голубыми плюхами. На стене висел свежий номер газеты. Под рубрикой «В мире науки» Вадим прочел заглавие статьи — «Тайна Венеры. Интервью сотрудника обсерватории Вадима Павловича Родионова».

Что?! Он вспомнил приземистого самоуверенного журналиста, который на прошлой неделе преследовал его в лаборатории. Все-таки написал… Как непривычно и по-чужому выглядит его фамилия на сероватом газетном листе.