Его живописное Искусство ничуть не увеличит своего качества от того, что он сегодня ел ветчину, или совсем ничего, или картошку с липовым листом. Будет ли техника доведена до совершенства или нет, живописец от этого не увеличит свою ценность живописи, но все же у живописца есть своя техника и форма вещей, которыми он бы себя окружил и построил жизнь.

Архитектурное Искусство лучший факт того доказательства, что его ничуть не беспокоят все экономические Социалистические перевороты, все совершенства техники, все содержания новых идеологий. Ампир, Ренессанс, Периклова культура окажутся теми пунктами «здорового пласта», в котором оно оформит все перевороты и новые идеологии. Из этого видно, что не толь-ад пролетариат поведет Искусство «дальше и выше», но, наоборот, архитектурное Искусство Перикловых времен приведет его к себе. Это, по крайней мере, видно из настоящего времени и из предупреждения и убеждения пролетариев, что у него нет своего Искусства и своей культуры.

Да, на этом можно согласиться, что ее нет сейчас, тем более, что он <пролетариат> идет к внеклассовому обществу, но с таким же успехом можно сказать, что нет у него и ничего друго<го>, все то, что есть, есть всё буржуазии, у него <этого> нет, и у него есть беспредметность Социализма и Коммунизма, он только идет к ней, а Коммунизм в этом случае будет только развитием той же культуры на иных принципах распределения труда, производства и распределения.

В смысле технико-научных работ, то, конечно, прогрессировать будем дальше — сегодня почтовая тройка, завтра почтовый вагон, послезавтра аэроплан, дальше радио. Но в смысле Искусства, то, очевидно, дальше ампира не попрешь.

По предложению критики, для пролетариата остается одна дорога, добраться до «здорового пласта хотя бы Ренессанса» и оттуда начать дело. Какое же дело — совершенствовать его форму<?> Если эту проблему признать верной, то очевидно будет, что Ренессанс при приближении к нашей современности станет динамичен, попросту исчезнет, а останутся динамические пласты, из которых и создастся наша форма современности. Верховный архитектурный ампирный совет идет, конечно, к здоровому пласту, но из этого будет только дачная прогулка, Архангельское останется на том же месте, а аэродром будет тоже на своем месте.

Пролетарской Культуры нет в таком случае, нет ничьей Культуры, ибо Культура — это есть Историческая линия, которая при разных условиях принимает то или другое изменение.

Одним из условий на пути движения Историческ<ой> точки или линии образовалось буржуазное условие, линия или точка стала из своего движения делать определенные зигзаги, которые и стали формою и культурою буржуазного условия. На пути своем буржуазное развитие этой линии встретило новое обстоятельство, пролетариат, и та же линия должна взять новые направления. От этого направления тех же культурных буржуазных достижений обязательно они должны раствориться на основные элементы и образовать новые формы. Линия дает новый рисунок, а новый рисунок — это есть новые взаимоотношения линейных отрезков между собой. Раз новые взаимоотношения, следовательно, и форма их будет другая, античный треугольник должен исчезнуть и развить<ся> прямоугольник, прямолинейность.

Здесь все меняется, как в технике, которая не держится за красоту формы телефона, автомобиля, а движет новые и новые не формы, а орудия преодолений всех возникших перед человеком позиций. Это единственная точка правильная, обеспечивающая развитие деятельности человеку, если, конечно, не отвергнуть движение и признать абсолютный покой.

В области же Искусства, в особенности архитектурного, мы видим, что Периклово время должно представить собой ту точку, к которой должно все <сводиться>, какие бы то ни было попытки Искусства к движению должны сводиться к Периклу. Периклово время и будет высотою совершенства, выше которой <ничего> нет.

Это тот архитектурный Бог, при котором Искусство расцвело и цветет бессмертным цветом вечности неумирающего рая. Архитектура пришла к Богу еще за 450 лет до рождества Христа.

Остается теперь технике телефонов, радио и друг<им> орудиям прийти к такому же Периклу и установить предел своего развития, зацвесть так, чтоб больше не увясть.

Живопись с архитектурою в этом случае расходится, она совершает свой путь количественной линии в пути своей орбиты, но меняет формы. Архитектура же стоит на одной и той же основе колонок Парфенона неизменного треугольника, в который вкладывают любое содержание движущихся идеологий.

Если наша современность стремится к установлению Коммунизма, то очевидно, что и форма Искусства в ней должна быть другая. Если к тому времени само Искусство не сделается наиглавнейшею формою жизни внеклассового тогда человека. Будет ли тогда живопись или нет — это будет зависеть от того динамического состояния этого человека, в то время почиет ли он в покое или все так же и в достигнутом благе коммунизма все будет совершенствовать свои орудия, вскрывая все еще ускользающие свойства матери<и> от его сознавания.

Освободит ли коммунизм его от дальнейшего труда или же он будет только возможностью наибольшей научной работы по вскрытию заложенных в природе элементов<?> Будет ли он заниматься раскрытием Мира или Мир наступит в нем, т. е. недвижимость<?> От этих состояний и будет зависеть приближение живописного ядра к его современности или удаление этого ядра в область Исторического пространства.

Отсюда, мне кажется, мы можем уяснить себе явления сдвигов в области Искусства в нашей современности, когда она еще целиком эклектична и вмещает в себя разные силы движения — воз, паровоз, аэроплан, телеграф, все то, что есть скорости в технике. Тоже в этом же обществе находятся Сезаннизм — Живопись, Кубизм, футуризм, Супрематизм. Эт<и> все представляют собой те течения, по которым общество плывет, плывет же оно по тому течению, быстрота которого совпадает с его силой. Ослабление ведет к разрушению той или иной силы. Слабое приемлет то, что ему под силу.