Неизвестно
Шрифт:
. В Главном санитарном управлении повторилась история, Паше знакомая: ей предложили поработать в архиве при управлении. Паша объяснила, что она с сорок первого года на фронте, её сын эвакуирован в Казахстан и ей необходим отпуск. Кадровик предложил ей дождаться назначения в действующую часть - отпуск могут предоставить только в части. Паша написала Зине, чтобы она выслала ей свидетельство о рождении сына. В сентябре Паша получила назначение в шестьдесят четвёртую зенитную артдивизию и с документами отправилась в одну из Московских средних школ, где расположился штаб формируемой дивизии. Вместе с бумагами она везла и заранее написанный рапорт на имя командира дивизии с просьбой о предоставлении отпуска.
Принял Пашу начальник штаба дивизии полковник Зейглиш. Его кабинет располагался в бывшей учительской, здесь же стояли железная армейская кровать и стол с кухонной утварью. Полковник был крупным мужчиной с бритой головой и короткой щёточкой усов под носом. Пашин уставной доклад не вызвал никакой реакции у начштаба: он достал папку из стола и рассматривал в ней какие-то бумаги.
Паша терпеливо ждала, полковник пожевал нижнюю мясистую губу и неожиданно спросил:
– Вы явились в Главное управление в августе. Где Вы находились с марта месяца?
– Работала в эвакуационном госпитале под Вязьмой, затем в «Тимирязевке». Справки я отдала в управлении, и они должны быть в личном деле.
– Я вижу эти бумаги. Хотел услышать от Вас. Полтора года Вы отсиживались у этой женщины... Как её фамилия?
Паша поняла, что на столе полковника её личное дело, вместе с объяснительной, которую заставили писать женщину, спасшую ей жизнь.
– Вьюгова Мария Антоновна. Плен или смерть - такой был выбор. Но тогда я бы не стояла здесь перед Вами.
– Вы не стояли бы здесь, если бы Жуков не дал органам распоряжения не трогать окруженцев!
Паша почувствовала, что сейчас скажет нечто такое, о чём потом придётся жалеть. Её подмывало спросить, а был ли он сам в окружении, этот лощёный тип? Но она помнила, что в кармане гимнастёрки у неё лежит рапорт об отпуске.
– Товарищ полковник, Вы не забыли, что перед Вами женщина? У меня есть к Вам просьба. Насколько я знаю, формирование продлится месяц. Мне нужен отпуск, чтобы привезти своего сына из Казахстана, куда он был эвакуирован.
Она улыбнулась, надеясь, что это смягчит её напоминание, и протянула ему рапорт. Война не война, но на мужчин улыбка действовала!
Кажется, она ошиблась.
Полковник пожевал нижнюю губу, прочитал рапорт. Сложив листик вдвое, он разорвал его и бросил в урну.
– Найдите сержанта Уфимцева, он Вас разместит и выдаст всё необходимое. Представьтесь руководству медсанбата. Всё!
За дверью Паша расплакалась, но решила добиваться своего. Она ждала письма от Зины. А пока она просыпалась в классе, где стояло около сорока кроватей. Здесь жили не только девушки из медсанбата, но и зенитчицы, прошедшие ускоренные курсы подготовки. Поговаривали, что в сентябре школы возобновят свою работу и их переведут в какое-то учреждение. Но прошёл сентябрь, всё оставалось на своём месте. Дивизия ждала поставок вооружения, и время для частей проходило в учёбе.
В первых числах октября случилось два события, которые много значили для Паши. Приехала к ней в гости Раечка, привезла письмо от Зины. В нём было свидетельство о рождении Бори. Зина писала о том, что Иван, с хозяйством совхоза «Комсомолец», прибыл на станцию Таловая и размещается в селе Александровка.
Раиса приготовила для Паши и второй сюрприз: она достала из сумочки два билета в Большой театр:
– Паша! Мы идём с тобой на оперу «Севильский цирюльник»! «Большой» недавно отремонтировали. Говорят, на первую постановку, оперу «Иван Сусанин», распределить билеты приказал сам Сталин. В первую очередь строителям- ремонтникам театра, колхозникам, рабочим предприятий, военным. Особенно - зенитчикам, защищавшим Москву.
В погожий солнечный день Паша стояла на остановке метро, поджидая Раису. Ей нравилась Москва, но путешествовать в метро ей приходилось редко, и она не очень любила эти поездки.
Раечка появилась в лёгком плаще и берете, и Паша опустила глаза на свои до блеска начищенные сапоги: у неё не было ни платья, ни туфель, тем более такого роскошного плаща. Рая рассмеялась:
– Не переживай! Там большинство будет в сапогах и при погонах! Это моя одежда сейчас не в моде. А ты - просто красавица, хоть и в гимнастёрке!
Рая взяла подругу под руку, и через несколько минут они были на эскалаторе. С этим техническим удобством Паше пришлось познакомиться в Москве впервые, и эскалатор произвёл на неё странное впечатление. Фигуры и лица людей, проплывающие мимо неё, появлялись и пропадали, как в какой-то ленте кино: это были живые люди, со своими горестями и переживаниями, и каждый из них, появляясь перед Пашей, исчезал навсегда, и ей никогда не узнать, чему эти люди радуются и чем опечалены.
Паша смотрела в чужие озабоченные лица. Но среди них неожиданно увидела лицо знакомое. Пашу словно ударило током! «Георгий! Жо.. ра!!!» - закричала она что было силы, повернув голову вслед удалявшейся фигуре майора в кителе. Он поднял руку, помахал Паше, а она продолжала кричать, и все на эскалаторе повернули к ней головы.