Неизвестно
Шрифт:
Незаметно для себя Паша становилась артисткой, и всю силу своей живой натуры она направляла на единственную цель: здоровье Вани!
Первый «ДОТ» оказался самым лёгким. Это был кабинет директора треста совхозов Набатова. Живой, обаятельный человек и - настоящий мужчина, он решил всё в считанные минуты. Видно, подобное оставляет после себя подобное. Ярыгин, уходя в обком, оставил после себя директора, внимательного к людям, и тоже - фронтовика.
Набатов поразил Пашу уже одним тем, что на её звонок по телефону из больницы ответил мгновенным положительным решением, теперь была её очередь: она сразила обладателя кабинета своей семейной трагедией, своими костылями, своей готовностью ходить в таком виде, борясь за своего мужчину.
Итак, она выходила из кабинета на костылях с бумагами, которые ей сделали в течение десяти минут. Это было ходатайство Треста совхозов Воронежской области в минздрав о выделении средств на стрептомицин. Вторая бумага, более обширная и серьёзная, адресовалась Министерству совхозов в Москве и была написана на имя министра.
В ней излагалась просьба о содействии в лечении передовика и лауреата награды «За трудовую доблесть», директора передового совхоза области Марчукова И.П. и о «выделении человеческого и транспортного ресурса» в помощь предъявителю этой бумаги, участнику войны Марчуковой Прасковье Ивановне, жене директора.
Паша села в поезд до Москвы с этими бумагами, с костылями, с чемоданчиком с продуктами и с частью пятитысячной премии, которую Ваня получил за урожай. Возможно, придётся оплачивать стрептомицин, и она, уточнив его стоимость, взяла ровно столько, сколько может понадобиться, добавив ещё на расходы по проживанию. Ещё она везла адрес и телефон родственницы, работницы совхоза, проживающей в Москве, а также телефон Раисы, с которой работала в «Тимирязевке» в сорок третьем. От неё не было никаких вестей, а так хотелось взглянуть на Раечку, которая, поди, обзавелась семейством.
Ваню после операции, как сказали врачи, не было смысла держать в больнице - ему нужно было усиленное питание. Уже на следующий день у него упала температура, и он попросил еды. Зина взяла отпуск, вместе с Лёней они перевезли его к Мильманам - Давид Ильич настоял на этом. Неслыханно! Эта семья забирала к себе человека с открытой формой туберкулёза! Паша до сих пор не могла этому поверить, но Мильман сказал: «Мы освобождаем ему комнату. Алик поживёт с Ниночкой у моих приятелей, а со мной ничего не случится - я здесь только ночую».
Пятнадцатого декабря, в снежную метель, Паша отправилась в Москву, а тридцать первого - вернулась, когда шёл проливной дождь. Она вышла из такси со своими костылями и увидела толпу у маленького магазинчика. Продавали белую муку, по два пакета в одни руки. Паша встала в очередь - белая мука была редкостью даже в Москве.
– Девушка!
– обратилась к ней пожилая женщина, - берите без очереди! Ну что мы, не люди?
– повернулась она к стоящим под дождём.
– Пусть пройдёт, конечно!
– поддержала её очередь.
Промокшая насквозь, но радостная, Паша постучалась в квартиру Мильманов. Открыла Зиночка и ахнула: Пашу ожидали после Нового года.
Следуя инструкциям врачей, Зиночка носила повязку, постиранную в хлорамине, протирала хлорамином все предметы, имеющие отношение к Ване, и даже ручки дверей в комнате и туалете. Она держала форточки в квартире открытыми, а Ваню выпускала из комнаты только в туалет. В коридоре Зина сообщила:
– Он уже ходит! Ест всё, что даю! За две недели вес набрал. Ну а как ты съездила?
– Зиночка, всё решено, через несколько дней пришлют вызов. Прямо сюда, на Студенческую. Зинуля, стаканчик горячего чая, и я всё вам расскажу!
Иван услышал голоса в коридоре, приоткрыл дверь и стоял в дверном проёме в тёплом домашнем халате. Паша поспешила к нему, обняла, прижалась щекой к его щетине:
– А почему директор небрит? Может, Новый год у нас перенесли? Ваня, у нас всё здорово! Лекарство нам выделили, через несколько дней едем в Москву.
Паша смотрела на мужа и поражалась: это был не тот Ваня, похожий на призрак с серым лицом и ввалившимися щеками, которого она оставляла, уезжая в Москву, - он действительно поправился, у него появился румянец на щеках, но при слове «Москва» улыбка исчезла с его губ.
– Что я забыл в этой Москве? Поехали-ка лучше домой. Я себя прекрасно чувствую!
Паша поначалу просто онемела. Она шумно выдохнула воздух, опустилась на диван.
– Ваня, ты что, ребёнок?
– тихо вымолвила она, и взгляд её стал жёстким.
– Ты хоть понимаешь, что говоришь? Я на костылях половину Москвы объехала, исходила десятки кабинетов. У тебя открытая форма. ты не хочешь о себе думать, а о детях ты подумал?
– Да, но почему здесь не могут меня полечить?
– Здесь тебя уже лечил один коновал! А там - специалисты высшей категории, они вернут тебя к полноценной жизни!