Неизвестно
Шрифт:
Он силился улыбнуться, но его привычная марчуковская улыбка до ушей получилась жалкой. Его губы что-то прошептали, и Паша еле расслышала:
– Помнишь «Туберозу»? «Чёрная роза. эмблема печали.»
Паша на костылях ринулась в ординаторскую. Зина осталась с Ваней.
Малявин сидел за столом один. Паша молча села напротив, рукой смахнула папки на пол, положила костыли на стол, сняла телефонную трубку.
– Гражданочка, вы что себе.
– Я вам не гражданочка, а военфельдшер второго ранга! Да, девушка, мне трест совхозов, директора! Да, здравствуйте . это снова я, Марчукова! Здесь, в инфекционной больнице, два месяца гноят вашего директора совхоза «Комсомолец», от него остались кожа и кости. Да! я на костылях сюда приехала. Ещё неделя, и он умрёт! У него туберкулёз! Хорошо, спасибо! Если можно, я отвезу его на вашей машине, большое вам спасибо!
Паша треснула трубкой по аппарату так, что он жалобно звякнул.
– А теперь - как на духу! Фтизиатр консультировал моего мужа?
– повернулась Паша к Малявину и увидела, как он спрятал свои пальцы под стол.
– А зачем? У него обнаружили брюшной тиф.
– Да я убью тебя, алкаш несчастный!
– Паша схватилась за костыль, и Малявин втянул голову в плечи. Вошла сестра, увидев на полу разбросанные папки, попятилась к двери.
– Даю тебе десять минут! Тёплую одежду мужу, двух санитаров, и сам поедешь с нами в обкомовскую спецполиклинику. Машина ждёт внизу! Если вздумаешь увильнуть, мой брат за тобой приедет, фронтовик, тогда тебе - амба!
Паша направилась в палату.
– Слушайте, Ваня, Зина! Сейчас едем в обкомовскую больницу! Ну что за молодец этот Набатов! Сказал: везите срочно, я сам договорюсь! Есть ещё настоящие люди, а этого Малявку - я прибью! Зинуля, мы все вместе не поместимся. Ты, наверное, домой, а я с Ваней - в больницу!
В спецполиклинике принял фтизиатр Данилов - сразу распорядился: «На рентген!» Санитары завели Ваню в рентгенкабинет - сам он на ногах не стоял. Ренгенолог пытался остановить рвавшуюся следом Пашу:
– Куда вы, девушка! Здесь посторонним нельзя!
– Я - не посторонняя! Я жена человека, которого за два месяца чуть не угробили!
Вмешался врач Данилов, мужчина лет сорока, подтянутый, с усталыми и, как показалось Паше, добрыми глазами:
– Ничего! Дайте ей халатик! Посидите здесь, сейчас мы посмотрим.
– Данилов зашёл за ширму. Аппарат загудел, спустя минуты Данилов вышел, снял с лица марлевую повязку:
– Если вы врач, долго объяснять не надо: две каверны в правом лёгком. Открытая форма туберкулёза. Сейчас мы положим его в отдельную палату, я вызову для консультации лёгочника-хирурга.
Они вышли в коридор. Малявин, как ни странно, ещё находился здесь, он сидел за столом в коридоре и сосредоточенно копался в папке с историей болезни Марчукова.
– Вот этот заведующий отделением, врач-инфекционист, продержал у себя два месяца моего мужа с открытой формой!..
– Паша указала рукой на Малявина. Тот поднял вверх бегающие глаза, засуетился.
– Вы не догадываетесь, зачем я вас сюда привезла?
– спосила она у Малявина, и тот поднялся со стула.
Паша сделала к нему несколько шагов, перехватила правой рукой один костыль и, опираясь на другой, со всего маху опустила своё оружие на его голову. Малявин согнулся, прикрываясь рукой: второй удар пришёлся по спине. Паша закричала: «Убью, падлюка! Вот такой же алкаш, как ты, задавил мою маму, и другой такой же - изуродовал мне ногу!» Паша собиралась нанести третий удар, но потеряла равновесие - её подхватил на руки Данилов.
– Успокойтесь! Ну же! Он своё получит! Но, честно говоря, я бы тоже убил такого!
– Данилов продолжал держать Пашу, пока Малявин не юркнул за дверь.
. В этот же день в клинику приехал вернувшийся из командировки Мильман вместе с уже знакомой Паше Игнатовской. Она осмотрела ещё раз Ваню, взглянула на его снимки, посовещалась с вызванным хирургом, после чего обратилась к Паше:
– Мне сказали, что вы врач.
– Я военфельдшер, - уточнила Паша, - училась в институте, врачом помешала стать война.
– Это ничего не меняет. Вы всё поймёте. В таких случаях делают пневмоторакс. Вводят воздух в подреберье, под диафрагму, чтоб поддавить лёгкое. С этим опоздали. Хирург предлагает забрать его в институт переливания крови, там проведут несложную операцию: сделают разрез, извлекут нерв - нервус-френикус - введут в него спирт, этим самым парализуют нерв, который поднимает диафрагму, сдавливая лёгкое, - бактерии лишаются кислородной среды и погибают. Это первый этап. Далее - лечение стрептомицином, который есть только в Москве и выделяется только по специальным разрешениям минздрава.
. Давид Ильич и Лёня снова погрузили Ваню на носилки, повезли в институт переливания крови. У него была высокая температура, он стал в бреду звать Пашу, но она уже уехала в свою больницу - выписываться.
... В снежном, холодном декабре сорок седьмого года началось Пашино «хождение на костылях» по кабинетам. Само по себе это было для неё мучительно: молодая женщина - на костылях!
Но вскоре она стала понимать своё преимущество и волшебную силу костылей. Многое значило и «участник войны», а фронтовик на костылях, да ещё с полным обаяния, молодым лицом, с синими глазами, орошёнными слезой, - имел просто «бронебойные» возможности в этих, порой недоступных, непробиваемых кабинетах - «ДОТах».