Неизвестно
Шрифт:
Этим летом он наконец-то поддался уговорам Паши. Смеясь, он говорил своему водителю при жене: «Коля, если не съездим, моя «пила» допилит меня окончательно!»
Они вместе с детьми побывали в Алешках, а потом заехали в Новохопёрск - к Ивану Степановичу. Всю долгую и пыльную дорогу пассажиры газика пели песни, подтягивал Ивану и Паше Николай, подпевали дети. Зная, что Саньке нравится песня про Щорса, Иван начал с неё:
Шёл отряд по берегу, шёл издалека,
Шёл под красным знаменем командир полка.
И-и - эх! Командир полка!
Чьи вы, хлопцы, будете, кто вас в бой ведёт
Кто под красным знаменем раненый идёт?
И- и - эх! раненый идёт!
– подпевал последнюю строчку Санька.
Голова обвязана, кровь на рукаве,
След кровавый стелется по сырой траве.
И-и - эх! По сырой траве!
Мы сыны батрацкие, мы за новый мир!
Щорс идёт под знаменем - красный командир.
И-и-эх! Красный командир!
Потом пели весёлую новую песню, так полюбившуюся всем:
Родины просторы, горы и долины,
В серебро одетый зимний лес стоит Едут новосёлы по земле целинной,
Песня молодая далеко летит!
Ой ты, зима морозная,
Ноченька яснозвёздная!
Скоро ли я увижу
Свою любимую в степном краю!
Ты ко мне приедешь раннею весною Молодой хозяйкой прямо в новый дом.
По полям бескрайним нашей целиною Трактора мы рядом вместе поведём!
Вьётся дорога длинная,
Здравствуй, земля целинная!
Здравствуй, простор широкий!
Весну и молодость встречать вдвоём!
Эта песня была куда веселей, и её пела даже Олечка. Правда Ивану было непонятно, откуда в степи, где, вроде бы, кроме просторов ничего не должно быть, лес, но это было совсем не важно: песня поднимала настроение. Вид из окна автомобиля говорил о том, что вокруг много пустующих, невозделанных полей, - теперь, когда техника хлынула на целину, добиться чего-нибудь для себя стало сложнее. По слухам из района, этой осенью МТС прикрывают, и Иван уже подумывал о новом месте работы.
Потом Паша запела свою любимую - «Рушник», на украинском языке: «Ридна маты моя, ты ночей не доспала.» Она пела её высоким голосом, остальным к ней трудно было подладиться, и они замолкали, вслушиваясь в чистый голос, певший о любви к матери.
Родной дом показался Ивану высохшим, осевшим в землю, он с грустью смотрел на село, в котором провёл детство, юность и в котором с тех пор ничего не изменилось. Так же лыс и неприветлив был бугор с кладбищем за больницей, та же церковь и тот же одинокий клён-бобыль рядом с ней. Вот здесь стояли когда- то сгоревшие дом и амбары купца Скоргина и его сыновей, принявших мученическую смерть от рук банды Крюкова.
Отец постарел и сильно сдал. Шить он ничего уже не мог из-за катаракты, но старался что-то делать по хозяйству. Опираясь на палочку, он отвёл Ивана в сторонку во дворе и, глядя снизу вверх на сына, спросил:
– Ваня, ты в Бога-то веруешь?
Он уже забыл, что его сын член партии, что никогда не ходит в церковь...
– Верую папа, верую!
– сказал Марчуков, чтобы не обижать отца.
Мама как-то исхудала, ссохлась, но по-прежнему хлопотала возле печи с ухватами.
Лёня взял в жёны местную крестьянку, необразованную, шумную и не совсем опрятную. «А зачем мне городская жена? У меня, видел, цветов сколько? Мне помощница нужна!»
Пока женщины готовили обед, Иван с Лёней сели играть в шахматы. Лёня выиграл, довольно смеялся, обнажая свои белые зубы.
Иван смотрел на его могучий торс, крутой выразительный лоб и думал: как щедро наградила природа его брата и умом, и здоровьем! Может, и неплохо, что живёт со стареющими родителями, но как же он сам, неужели доволен?
– Лёнь, ты же почти закончил академию, у тебя же голова - кладезь. Ты прирождённый руководитель!
– Оставь, Ваня! Сыт по горло! Здесь - мои цветы, и упрятать меня в психушку за то, что я их продаю, нет никакого смысла!
В Новохопёрске они нашли домик Ивана Степановича. Жил он один - бывший есаул войска Донского, бывший лесник Телермановского лесничества, а теперь пенсионер. Расплакался, увидев подросших внуков.
Он достал бутылку водки и разлил её в три стакана - Ивану, водителю Николаю и себе. Паша накрывала на стол:
– Папа, зачем же? Водитель не пьёт, он за рулём. да и Вам, может, многовато будет?
– Не много, дочка, в самый раз! Рази ж часто такое бываить? И-и-и-х! Ну, будем!
Опрокинув стакан, Степанович с сожалением глянул на непьющих мужчин, потом посмотрел на внука: