Мбенгу отворачивался, не желая спорить, а сам все рыскал впереди и по бокам растянувшейся колонны, безуспешно выискивая неприятельских лазутчиков.

И немудрено. Бутелезе, ожидая врагов, разведывали не пути их подхода или численность (это они знали заранее), а подходящее для сражения место. И нашли его — небольшую долину, где могли без помех покидать ассегаи восемьсот мужчин, между двумя холмами, на склонах которых предстояло разместиться зрителям — бутелезе тоже привели их с собой.

Зулу прибыли, но битва не началась, пока последний мальчишка не расположился удобно на пологом, поросшем травой скате. Лишь тогда армии выстроились в одни ряд друг против друга — стенка на стенку.

Ндала торжествующе посмотрел на зятя: видишь, переросший бычок, кто прав? Все происходит, как заведено обычаем.

Бой начали ритуальным танцем. Потом дружно потопали правыми ногами по земле, [52] пугая противника. Затем вперед строя вышли златоусты и высказали врагам все, что думали об их неважнецких мужских достоинствах, развратном поведении их женщин в то время, когда мужья и дети занимаются скотокрадством, плохом состоянии стад, отвратительной безвкусной еде и, главное, всему свету ведомой трусости.

Говорили оба племени на одном языке, так как принадлежали к народу нгуни, потому все понимали. Чтобы внести полную ясность, слова сопровождались выразительными жестами.

С каждой непристойной фразой и телодвижением чаша терпения заполнялась все больше, пока, наконец, обе стороны не пришли к выводу, что такого оскорбительного, позорного вранья просто невозможно дальше выносить. Разъяренные воины кинули друг в друга ассегаи с солидного расстояния. Бойцам не составило труда отразить метательные снаряды щитами, так что пострадал лишь один неуклюжий бутелезе: низко летящий дротик, с силой брошенный Мбенгу, вонзился ему в икру.

Первым пролить кровь врага — благоприятная примета. И зулу дико взревели от радости и затопали ногами. Ндела с одобрением глянул на Мбенгу (на всякий случай он держал гиганта рядом с собой) и опешил: вместо обычно добродушного лица на могучей шее зятя торчала морда разъяренного леопарда — с горящими глазами, сморщенным носом, прижатыми ушами, нахмуренным лбом и оскаленными белыми клыками, с пеной на губах.

Обменявшись начальными ударами, две грозовые тучи — воинские шеренги — сблизились еще на дюжину шагов и снова пролили друг на друга дождь из ассегаев. Никто не получил даже царапину.

Третья волна дротиков хлынула с тридцати шагов — и затихла в щитах, не нанеся вреда.

И тогда, наконец, две линии уже безоружных воинов сшиблись в рукопашной схватке. Более крепкие зулу отбросили неприятеля и захватили восемь пленных. Зрители-бутелезе увидели, что их бойцы проигрывают, и тут же засверкали пятками. Это послужило сигналом к отступлению для побежденной армии, которая мгновенно исчезла, подобрав на ходу сколько успела валявшихся на земле ассегаев.

— Нгатхи! Нгатхи! Мы победили! — завопили от восторга зрители-зулу.

В награду достойным досталось три сотни коров (их бутелезе предназначали для праздничного пира в честь победы) да десяток стариков и старух, не сумевших быстро убежать и хорошо спрятаться. Пленники не очень горевали, так как были уверены: обижать их не будут, а через поллуны родные выкупят.

На протяжении тысяч лет в таких схватках очень немногие получали увечья, и только в исключительных случаях чересчур уж неуклюжий боец натыкался грудью на острие. Считалось завидной удачей, если восторжествовавшему войску удалось убить хоть одного врага (раненых и пленных никогда не трогали).

Эту битву зулу восприняли как величайшее свое торжество, в ней пали целых три бутелезе!

Их отправил к праотцам Мбенгу. Он не метнул последний оставшийся ассегай, как другие, оставил в руке. Зацепляя щитом левый край вражеского щита, гигант рывком разворачивал противника и бил в незащищенный бок — прямо в сердце. На третьем ударе тонкое древко сломалось. Гневно рыча, Мбенгу щитом и корпусом расшвырял еще четырех неприятелей, которым выпало несчастье очутиться на его пути.

Соплеменники дружно восславили героя и на праздничном пиру дали ему почетнейшее прозвище Могучий Слон, оказав великую честь.

В ответ на одобрение вождя зять возразил:

— Это не война для мужчин, о отец моей первой жены, это «прелести дороги» для сопляков. От такой войны не родится ни слава, ни добыча. Позволь, я научу тех, кто пожелает, сражаться по-моему.

В тот счастливый день Ндела ни в чем не мог ему отказать.

На несколько дней Мбенгу заперли одного в хижине, где Тетиве укрепляла его дух против уМниамы, красного зла, посылаемого павшими в бою врагами, чтобы мучить умы своих убийц. Наверное, ворожея не смогла или не захотела помочь Могучему Слону, потому что, выйдя из заключения, он начал творить странное. Снял наконечники с четырех отличных ассегаев, отдал кузнецам и велел выковать из них одно большое острие, которое нацепил на длинное толстое древко. Выбросил старый щит и заказал мастерам новый, вдвое больший размерами, чтобы полностью закрывал тело. Снял сандалии и зашвырнул в угол хижины.