– Алекперова они убили? – спросил Мартынов.

– Много хочешь знать, – нахмурился главарь.

– А мне и положено знать, – спокойно парировал Мартынов. – Я начальник президентской охраны как-никак.

Он сейчас играл очень рискованно. Но меру риска определял для себя сам. Я ничего не мог ему подсказать.

– Думаю, что это они, – сказал после недолгого раздумья главарь. – Хороню бы это использовать против них. Сказать, предположим, что служба президентской охраны подключилась к расследованию. И если, мол, выяснится, что к убийству эти козлы руку приложили – всех их в застенках порешат без суда и следствия.

– Это хорошо, – оценил Мартынов. – Это их напугает, я думаю.

Он выглядел совершенно спокойным. И я не знал, понимает ли он, что для нас с ним означает присутствие на этом инструктаже и словоохотливость бандитского главаря. Бандиты не отпустят нас после успешно сыгранного спектакля. И если мы не найдем способа вырваться – мы обречены.

– Сначала я с ними буду общаться без вас, – сказал главарь. – Чтобы они могли спокойно предъявить свои требования. А уж потом появитесь вы. И вот тут начнется потеха.

Главарь с сомнением посмотрел на меня.

– Ты присутствовать не будешь.

– Почему? – вскинулся я.

От одной мысли, что нас с Мартыновым разлучат, мне становилось плохо.

– Потому что ты там не нужен.

– Как же начальник охраны может быть без охраны? – непроизвольно скаламбурил я.

– Или в милицейского генерала его можно переодеть, – подсказал Мартынов. – Как будто и милиция вас тоже прикрывает.

– Он для генерала-то молод.

– Тогда полковник, – предложил Мартынов. – Вот это в самый раз. Подгримируем его немного.

– Это очень просто, – воодушевился я. – Мне наложат грим, сделают морщины, и на вид мне будет больше сорока.

– Ладно, – согласился главарь.

Кажется, он еще не решил окончательно, но явно начал склоняться в пользу нашего предложения.

– Завтра днем я отправлю человека в «Бригантину», чтоб договорился с теми козлами о встрече, – сказал главарь.

После этого нас с Мартыновым развели по разным комнатам. Я даже не успел переброситься с ним парой фраз.

До комнаты меня провожал «чемпион».

– Будешь ночевать со мной? – спросил я его с издевкой. – Разделишь со мной ложе, красавчик?

– Завтра, – хмуро пообещал он. – Мы с тобой потешимся. Тебе понравится, вот увидишь.

Утром по приказу главаря я позвонил гримерам и договорился о встрече в полдень. Убедившись, что все идет по плану, главарь вызвал одного из своих парней и приказал тому отправляться в «Бригантину». Он должен был договориться с бандитами из конкурирующей группировки о встрече где-нибудь на нейтральной территории. Сам главарь предлагал один из придорожных ресторанов за городом, но вполне допускал иные варианты. Сегодня он чувствовал за собой силу и по праву сильного готов был уступить в мелочах.

Без четверти одиннадцать мне и Мартынову руки сковали наручниками и рассадили по разным машинам. Этого нашим конвоирам показалось мало, и нам еще завязали глаза. На всем пути к театру в салоне стояла полная тишина. Никто не проронил ни слова. На этот раз я разобрался, что нас, похоже, держат за городом: некоторое время машина шла на приличной скорости и мы ни разу нигде не остановились. Потом же остановки начались одна за другой – обычное дело, когда на каждом шагу расставлены светофоры.

Повязку с моих глаз сняли уже у самого театра. И прежде чем вывести из машины, освободили от наручников. Но чтобы это обстоятельство меня не очень-то радовало и не провоцировало на подвиги, «чемпион» демонстративно достал из-под куртки пистолет и проверил обойму. Со мной пошли все четверо: «чемпион», двое бандюг, между которыми я сидел на заднем сиденье, и даже водитель увязался за нами. И Мартынова тоже вели четверо. Итого восемь. Все наверняка вооружены, в этом я нисколько не сомневался.

В театр мы вошли с черного хода. Старенький вахтер пискнул было: «Куда?», но один из моих конвоиров рыкнул на него, а тут он еще и меня увидел, а меня он знал по прежним визитам сюда, – и успокоился, чему я был несказанно рад. Больше всего я опасался, что может начаться заварушка со стрельбой, что грозило большими неприятностями.

Наши умелицы уже были в гримерной. Я поздоровался с ними первым, потому что нельзя было дать им возможности что-либо говорить – могли сказать что-то не то.