Послышался шорох, и Гермиона повернулась. Волдеморт вынул из складок мантии какой-то предмет, похожий на поблекшую от времени старинную корону. Среди витиеватых переплетений потемневшего серебра тускло поблескивали крупные мутные изумруды.

— Хочу, чтобы ты почувствовала себя коронованной властительницей, — ответил на её не заданный вопрос Темный Лорд. Он сделал несколько шагов вперед и водрузил диадему на голову дочери. — Здесь для нее ты — единый правитель. Повелевай.

Тяжелый венец непривычно сдавил виски. Гермиона хотела отказаться от несколько глуповатой и явно неуместной атрибутики, но Амбридж шумно заворочалась на каменном полу, и девушка повернулась к ней.

За спиной послышался хлопок, а за ним ещё один. Беллатриса и Темный Лорд трансгрессировали, и Гермиона осталась в полутемном подземелье один на один с поверженной пленницей.

Она стояла и не отводила взгляда от лица Долорес Амбридж. Странное ощущение поднималось откуда-то изнутри, медленно подступая к горлу.

— Слышали? — не отрывая от нее глаз, спросила Гермиона. — Слышали, что нужно сделать, чтобы я ушла?

На лице пленницы блеснула бессильная ярость.

— С каждым новым днём, знаете ли, я всё больше понимаю, что mon P'ere прав во всём. О чем вы думаете, Долорес? — Гермиона смотрела в эти глаза и всё сильнее чувствовала подступающие обиду и ярость. За всё. — Скажите мне, — прищурившись, процедила она. — Что сейчас в вашей голове, а? Действительно, что бы вы сделали со мной в подобной ситуации?

Глаза жертвы блеснули вновь, и Гермиона вдруг с остервенением и яростью полоснула Амбридж невидимой плетью заклятия. Под рассеченной, испачканной в пыли тканью ядовито–розовой мантии выступила багровая кровь.

Какое странное чувство… Гермиона перевела взгляд в глаза Амбридж. Она чувствовала, как нарастает и расправляет крылья внутри невиданный, никогда ранее не испытываемый гнев.

— Что?! — хрипло крикнула юная ведьма. — Вы сделали бы хуже! Я вижу. Я помню. Вам ведь так нравилось унижать людей! Но только тех, кто беззащитен перед вами, так, Долорес?! Студентов, детей, подчиненных?! Они бывают злопамятны! — выкрикнула девушка, крест–накрест бросая на Амбридж свистящие плети–заклятия.

Бешенная, необузданная ярость застилала глаза. Снова и снова стегая свою жертву невидимым хлыстом, Гермиона задыхалась от неотступного гнева. Она вся отдалась этой мести, этой ярости — исступленной, неудержимой, как вырвавшаяся на свободу стихия.

Вся перемазанная брызгами крови она чувствовала солоноватый привкус на губах, и в эту минуту он казался Гермионе приятным. Часто дыша, девушка стиснула палочку и склонилась над жертвой, заглядывая в её глаза. Тяжелая серебряная диадема съехала с головы и повисла сзади, запутавшись в волосах.

— Не то! Всё не то, профессор Амбридж! — Голос, казавшийся чужим, напоминал шипение. — Я уже пробовала на крысах это проклятье. Попробую теперь на вас. Круцио!

Так странно. Беззвучно, из-за наложенного Заклятия немоты, будто в старом маггловском кино, стала извиваться у её ног эта женщина. Гермиона стояла и смотрела на нее. Ей не хотелось отводить палочку. Губы дрогнули, и на них появилась презрительная усмешка. Гермиона склонила голову набок, не отводя руки и лишь сильнее стискивая пальцами теплое дерево — от чего только усиливался эффект ужасного проклятья.

— Почему мне не жаль вас, профессор Амбридж? — вслух спросила девушка, сильнее сжимая направленное на жертву оружие. — Что с вами? Вам плохо? — Гермиона прервала пытку и сделала шаг вперед. Ее жертва, исполосованная глубокими сечеными ранами, перемазанная кровью и пылью, тяжело дышала, готовая лишиться сознания. Жалкая. Совсем жалкая. И отвратительная. Гермиона тряхнула головой: оттягивавшая волосы серебряная диадема сорвалась на пол, гулко стукнувшись о вековые камни. Гриффиндорка даже не заметила этого. Она решительно подняла палочку и направила её на изуродованное тело Амбридж. — Авада… — голос дрогнул. Гермиона сглотнула внезапно вставший в горле комок. — Авада, — повторила девушка, чувствуя, как бешеный гнев стремительно потухает. Рука задрожала. — Вот черт! Ава…

— Авада Кедавра! — Блеснула вспышка зеленого света, и тело Долорес Амбридж обмякло на полу. Гермиона вздрогнула и обернулась.

В дверях подземной камеры стояла Нарцисса Малфой, в аккуратной приталенной мантии янтарного цвета, с элегантной прической и волшебной палочкой в руке с безупречным маникюром. Спокойная, будто ничего не произошло.

— Я смотрю, ты продвинулась многим дальше, Кадмина.

— Добрый вечер.

Нарцисса улыбнулась, пряча волшебную палочку.

— Эта женщина не должна быть твоей первой жертвой, — сказала миссис Малфой, бросая презрительный взгляд на тело за спиной Гермионы. — Первая жертва — как первый поцелуй. Посмотри на нее. Она его не достойна! Свою первую жертву убийца запоминает надолго, Кадмина. А такие, как она, не заслуживают памяти.

— Но я думала…

— Нет, девочка, твои родители хотели, чтобы сегодня ты почувствовала силу и власть. Но твоя первая жертва — не это существо. Мы найдем более достойного.

— А кто был вашей первой жертвой, тетя? — внезапно спросила Гермиона. Она старалась не смотреть назад, на то, что осталось от Амбридж: гнев пропал без следа, и к горлу подступал тяжелый и липкий ужас от содеянного злодеяния.

Нарцисса улыбнулась и посмотрела глубоко в глаза Гермионы. Повисла недолгая, но полная значения пауза. А потом Нарцисса тихо сказала: