Ночная Всадница
Шрифт:
Вот Грегори Гойл занял свое место за столом Слизерина рядом с Крэббом, и МакГонагалл громко назвала имя Гермионы. Вот девочка чуть ли не бегом рванулась к табурету, задев плечом Нотта и пропуская мимо ушей его сдавленное ругательство.
Гермиона занимает указанное место — сотни глаз смотрят на неё из-за факультетских столов — и в мгновение ока надевает на голову шляпу.
Старая грязная ткань падает на глаза — она такая плотная, что совсем не пропускает света, и Гермиона оказывается в полнейшей темноте. Смолкает даже шум, царивший в Большом зале.
«Когтевран, только бы попасть в Когтевран», — отчаянно думает Гермиона.
И вдруг слышит голос над самым своим ухом:
«О, юной мисс более всего пристало бы учиться в Слизерине».
«Нет–нет–нет, — вздрагивает девочка, мотая головой и, кажется, даже шепчет эти слова вслух. — Пожалуйста, я не хочу…» — в голове всплывают беспорядочные воспоминания о прочитанном дома в книгах и тот нелицеприятный образ, который сложился у юной ведьмы о факультете могучего Салазара.
«Не хочешь? — говорит в самое ухо Волшебная Шляпа. — Хм… Я вижу прыткий ум и целеустремленность, уверенность в себе, настойчивость, недюжинные магические способности… У тебя есть все задатки, чтобы стать могущественнейшей ведьмой. Так много всего… Не Слизерин? А что ты скажешь о Гриффиндоре?»
«Да!» — радостно вскрикивает Гермиона, мигом выпрямляя сгорбившиеся минуту назад плечи. И шляпа громко объявляет: «ГРИФФИНДОР!»
Гермиона радостно несется к крайнему левому столу, от избытка чувств едва не сбивая с ног чопорную Дафну Гринграсс, которая как раз отправлялась к табурету, чтобы распределиться на свой малоприятный Слизерин.
Гермиона садится рядом с Перси Уизли и тут же начинает тараторить. Тогда она всё время хотела что-то делать, с кем-то говорить…
Сейчас Гермиона потерянно молчала, кусая нижнюю губу и потирая во вспотевших руках волшебную палочку.
Неужели это может быть правдой?..
— Но как? — наконец сказала девушка вслух, цепким взглядом ловя каждое движение невозмутимого лица Нарциссы. — Как я оказалась здесь?! Почему?!
— Твой отец исчез, твоя мать попала в Азкабан, — пожала плечами миссис Малфой. — Я не собиралась воспитывать тебя вместе с Драко!
— С Драко, — эхом отозвалась Гермиона. Всё это было сном. Глупым кошмаром.
С ужасом и отчетливостью Гермиона понимала, что всё сказанное очень может оказаться правдой. Хотя бы потому, что такая безумная ложь никому не нужна. И Нарцисса Малфой никогда не пришла бы в маггловский дом грязнокровки, чтобы говорить ей такие глупости. Попытка одурачить, чтобы заманить куда-то? Смешно! Её как угодно можно было бы доставить к Волдеморту, и этот дикий способ — убедить словами — самый трудноисполнимый. Обмануть, чтобы что-то выведать?
Зачем? Есть Сыворотка Правды, против которой не устоит никто.
Такую безумную ложь вообще невозможно придумать. Бессмысленно…
«Мама говорила об уговоре», — стрелой пронеслось в голове юной ведьмы.
— П–подождите… меня здесь, — то ли спросила, то ли попросила Гермиона, и миссис Малфой коротко кивнула.
Забывая, что к врагам нельзя поворачиваться спиной, девушка развернулась и стремглав помчалась по лестнице вверх, в комнату родителей.
Миссис Грэйнджер плакала на груди своего мужа. Её била истерика. Отец Гермионы, бледный, словно полотно, судорожно пытался успокоить супругу, сам едва ли не плача. Когда молодая ведьма распахнула дверь, её родители вздрогнули и, не говоря ни слова, синхронно посмотрели на неё. У матери дрожали губы.
— Это… правда? — тихо спросила девушка, сжимая ручку двери с такой силой, что побелели костяшки пальцев. И уже видела ответ на свой вопрос. С чего бы визиту обыкновенной с виду женщины вызывать такую реакцию? Она, конечно, могла их заколдовать… Но ведь тогда могла бы заколдовать и Гермиону.
Миссис Грэйнджер всхлипнула и спрятала лицо на груди своего мужа. А тот медленно и обреченно кивнул, опуская глаза в пол и сжимая в объятьях рыдающую женщину.
— Я не ваша дочь? — тихо выдавила Гермиона. У неё перехватило дыхание, внутри стремительно становилось пусто и темно. — Откуда же тогда…
— Эта женщина принесла тебя к нам, когда тебе было два года, — со страшной болью в надломленном голосе сказал её отец. — Прости… Прости нас, умоляю, если только сможешь.
Гермиона сделала шаг назад.
Именно когда ей было два года, исчез Волдеморт и супруги Лестрейндж оказались в Азкабане.
Не говоря больше ни слова, девушка медленно спустилась в гостиную. Серая, словно скалы Азкабана, с отсутствующим взглядом остекленевших глаз.
Ветер медленно перебирал листья на каштанах под окном. Кадмина Лестрейндж. Это имя звучало как-то каменно. Каменной стала и сама Гермиона, пустым взглядом следящая за качающимися ветками деревьев.
Кадмина Лестрейндж.
Вся её жизнь, всё, за что она боролась и во что верила, вдруг треснуло и осыпалось прямо под ноги. Как будто она неожиданно оказалась по ту сторону баррикад. В тылу врага. В темноте и холоде, сама холодная, как камень. Хотелось кричать, доказывать, спорить… Но почему-то Гермиона знала, что не стоит. Ей не солгали. Ей сказали правду. Только зачем?..
И что будет теперь?
Бежать, бежать прочь… Будь она чьей угодно дочерью — ей не нужны такие родители. Бежать, как Сириус когда-то.