— Ты побледнела, Кадмина.

Гермионе хотелось что-то сказать, но она не могла.

— Ну, что же ты дрожишь? — он сделал несколько шагов вперед. — Я вижу, ты не совсем верно поняла Нарциссу, моя дорогая.

— Так… так это вы хотели меня видеть? — выдавила Гермиона, чувствуя, как мантия прилипает к покрывшейся потом спине. — Миссис Малфой сказала, что м–мой настоящий отец…

— Ждет тебя в этой комнате.

Небо и земля поменялись местами. Губы Волдеморта дрогнули и растянулись в улыбке — странной, непонятной, совсем неестественной для этого человека. Казавшееся вырезанным из камня лицо преобразилось, ожило и в нем проступило диковинное, неизъяснимое очарование. Гермионе показалось, что она попала в параллельную реальность.

— Этого…

Он подошел совсем близко, осторожно взял её под руку и подвел к камину, усадив в кресло. А сам опустился рядом в такое же, свеженаколдованное и секунду назад со стуком упавшее на паркет.

— Восемнадцать с половиной лет назад моя близость с твоей матерью принесла нежданные плоды, Кадмина, — сказал он, не убирая руки с её локтя. — И я подумал: почему нет? Мы с Родольфусом немного обыграли эту ситуацию, ты была рождена как его дочь. Не навсегда — просто чтобы получить образование, место в обществе. Но потом случилось непредвиденное, и Нарцисса была вынуждена отдать тебя магглам. Я не виню её, поверь. В тот день, когда Грэйнджеры взяли тебя в свою семью, Кадмина Лестрейндж исчезла навсегда. Она уже не вернется — эту маску ты более не наденешь. Отныне ты будешь носить свое истинное имя, полное имя, Кадмина. Я хочу, чтобы ты его знала.

Волдеморт поднялся на ноги. Его черная высокая фигура на фоне пламени казалась зловещей — каковой, собственно, и была. Но произнесенные слова для Гермионы оказались ещё страшнее. Сегодня она впервые услышала свое имя… от него. От своего отца.

— Встань, девочка, встань и подними голову! Знай, ты — Кадмина Беллатриса Гонт–Блэк, наследница рода великого Салазара Слизерина, дочь Лорда Волдеморта.

* * *

Она молча сидела в кресле и смотрела в огонь, а руки с длинными тонкими пальцами лежали на её побелевших ладонях. Пламя потрескивало, его звук гипнотизировал сознание Гермионы, как и голос собеседника, изрекающего длинный монолог в пустоту.

Волдеморт говорил тихо и как-то ласково, что делало его слова посторонними, не давало связать суть сказанного с самим этим человеком.

— Ты сейчас находишься в таком состоянии, когда рассудок уже не способен разбирать происходящее — он просто впитывает его, словно губка, чтобы осмыслить потом, когда организм наберется сил, — говорил Темный Лорд. — Но я хочу, чтобы ты знала. Я для тебя чудовище, в миг обернувшее таковой и тебя. Ты так воспитана — обществом и твоим личным жизненным опытом. Но ты ещё дитя. В этом мире нет Добра и Зла, Кадмина — эти реки много веков назад слились в один поток. Твой приятель, должно быть, рассказывал тебе историю моего прошлого. То, что смог поведать ему Дамблдор, разумеется. Но ты должна и сама понимать — бывают развилки, на которых можно свернуть только на одну дорогу, и никогда — никогда, даже тенью ползая по лесам — не пожалеть об этом. Я не оправдываюсь перед тобой, Кадмина, я просто хочу, чтобы ты понимала. А для того, чтобы постичь это, надо видеть две грани, два противоположных угла. Я раскрою тебе глаза на обратную сторону монеты; только зная обе, ты сможешь её разменять. Я никогда не был чудовищем — просто умел делать выбор в свою пользу. А без этого жить нельзя, тем более в нашем мире. В мире власти и денег. Знаешь, я не жалею, что ты появилась на свет. Мне будет интересно общаться с тобой. На равных. Да, Кадмина, на равных. В этом мире нет уже таких людей. Кроме тебя. Ты поймешь это, я знаю. Хорошо, что Нарцисса отдала тебя магглам — оставшись у нее, ты могла бы вырасти такой же, как Драко Малфой. Это было бы большим упущением. Знаешь, сделать из разумного добра то, что оно всегда именовало злом, намного проще, чем обратить червя в человека. О… Ты сейчас подумала: «кого это я назвал человеком»? Да, легилименция у меня на высшем уровне. Так вот — да, я человек. Не будь я им, меня бы здесь не было. Ты скоро всё поймешь, Кадмина. Только не бойся меня — все в мире боятся, но ты умна и удостоена права этого не делать, так воспользуйся им. Сегодня твой мир рухнул, и должно пройти время, чтобы ты смогла осознать — ты не на руинах, но в другом королевстве, Темном. Не потому, что оно — Зло, а потому, что темные цвета более аристократичны, элегантны и естественны, чем фальшивая яркость «светлого» мира…

Темная сторона Луны. Совершенно незнакомый мир с его условиями обитания. Совсем иной — но вовсе не такой, каковым представлялся.

Будто зеркальное отражение, будто всё нарочно перевернуто с ног на голову.

Гермиону дезориентировали, абсолютно сбили с толку. Пройдет немало времени, целые года, прежде чем она осознает, как наивно повелась на эту простую уловку. Как стала сомневаться во всем, что знала и слышала раньше — лишь только потому, что ей показывали то, чего она никак не ожидала увидеть.

И будили её тщеславие. Люди, которых боится весь магический мир, обращались с ней, как с достойной ученицей. Чуть ли не равной. Сам Лорд Волдеморт говорил с ней откровенно. Во всяком случае, тогда Гермиона, со временем, невольно поверила в это.

Словно параллельная реальность, где всё не так, всё наоборот. И её страх очень быстро притупился любопытством…

Здесь все, кроме Драко Малфоя, вели себя так, как не должны были, вовсе не могли ни при каких условиях! Малфой оставался единственным, что хоть как-то вязалось с прошлыми представлениями Гермионы. Но он слишком редко попадался ей на глаза.

Трудно передать, что она чувствовала первое время. Происходящее было настолько неправдоподобным, что эта неестественность уже как бы не ощущалась: так бывает во сне, когда ум брошен в водоворот фантастических видений и уже не отмечает общей странности происходящего, только какие-то детали.

Прошла неделя жизни Гермионы Грэйнджер в поместье, и за это время призма, через которую она смотрела на мир, призма, созданная идеологами другой стороны, начала давать трещину.

Гермиона, узнав в тесном общении многих своих врагов, смогла составить о них новое, личное мнение. Не суждение мира, не взгляд Гарри или Рона, а нечто собственное. Хоть и основанное лишь на том, что ей давали увидеть.

И эта точка зрения теперь пугала, потому что зачастую оказывалась зеркальным отражением её былых взглядов. Почти всегда.

Когда на следующий день после первого разговора с Волдемортом Гермиона проснулась в своей новой спальне, её разум был чист и ясен. Хотя, разумеется, девушка погрузилась в сон не совсем естественным путем. Она не смогла бы заснуть в ту ночь без помощи магии. Но, пробудившись, Гермиона четко и ясно помнила всё, что с ней произошло. И прекрасно осознавала, что это — реальность. Как будто ей всё известно уже очень давно, как будто она знала всегда эту странную правду.