Убитая лежала на спине возле кровати. Зияла рана на горле — оно было перехвачено глубоко, размашисто. Кровь стеклась под головой, спиной женщины.

По комнате уже двигались занятые своими делами следователь и только что приехавший врач-эксперт. Вохмин трясся в рыданиях. Сабир сидел в углу, сцепив на животе руки, и старался быть степенным. Нищий пугал его, рассказывал страшное, и татарин прыгал на табуретке: «Уй! Уй!» Внезапно он встал, подошел к хозяину и пропыхтел:

— Плохой бог Иса, Спиря. Пошто дал Лизку убить? Уй, плохой, савсим нехороший. Иди, Спирька, нашу веру — Алла беда хорошо, обида не даст.

— Замолчи ты! — резко обернулся к нему Вохмин. — Не суйся под руку, бритая башка, немаканый черт! — И он снова завыл, затряс головой: — Только снаружи огород закрывали… Можно, можно было проникнуть…

— Да! — спохватился Кашин. — Деньги-то пропали или нет?

Хозяин заметался по избе, оглядываясь; наконец припал к огромному сундуку, поднял крышку и почти исчез в нем — виден был только костлявый зад, обтянутый широким галифе с кожаными заплатами. Глухо прорыдал:

— Нету денег…

Следователь окинул взглядом комнату и сказал:

— А обстановка, в общем-то, нарушена минимально. Если б искали — все бы вверх дном перевернули. Интересно…

Семен вывел Вохмина на кухню и стал слушать рассказ о том, как жарким днем подобрал он возле дома напротив раненого человека. И как повез его в город сдавать властям, как встречен был у моста неизвестными с оружием, забравшими у него раненого и пригрозившими… «Мстят, непременно мстят!» — в страхе твердил Спиридон. Агент, однако, сомневался: за что тут мстить? И почему именно жене, а не самому Вохмину? И в поисках хоть какой-нибудь ниточки слово за словом вытягивал из угрюмого старика, где тот родился, где крестился, с какого времени проживал здесь, когда и почему приехал.

По словам Спиридона Фомича, выходило так: до позапрошлого года он работал помощником землеустроителя и как-то, приехав в одну из деревень дальнего уезда проверять наделы, встретил Лизу. У нее незадолго перед тем расстреляли мужа, за что — он не знает толком. В общем, бабочка вдовела, и он стал к ней захаживать. А вскоре посватался. После женитьбы привез ее сюда, поднатужился с деньгами — вот тогда и сторговали этот дом. Лизин дом в деревне, очень хороший, продали только недавно, все не было покупателя. Но сумму выручили изрядную. Деньги хранились в сундуке, в бумаге, сам он о них никому не говорил и жене заказал это делать.

Семен приуныл. Он понял, что впереди — долгая, тяжкая, нудная работа: ходить по соседям, собирать данные о покойнице, ее связях. Если сразу не взял след, попробуй отыщи его потом среди десятков других! Вызвал в ограду следователя и спросил:

— Ну, какие дела, Веня?

— Какие тут дела! — откликнулся тот. — Ни следов, ни орудий преступления. Только вот что не верится мне: женщины — народ все-таки пугливый. Неужели ж она изнутри в избе не закрывалась? И крючок там на месте, я проверял. Кто-то знакомый, вот что я думаю. А что? Бабочка ладная, красоточка даже. И мужа почти вдвое моложе. Можно допустить, вполне! Ты пошукай в этом направлении. И еще: с кем мне держать связь по этому делу?

— Наверно, со мной. Нет народу, понимаешь — кто по сберкассе работает, кто в губернии. Раз начал, придется пока мне крутиться.

Двое милиционеров, кряхтя и ругаясь, протискивали в двери покрытые простыней носилки. Семен отвел от них взгляд, шморгнул носом:

— Эх, жизнь!

Сразу вспомнился глупый водевиль «Принц Рике с хохлом», и Кашин произнес обреченно:

— Признаюсь, о Карабосса, работы много будет и спереди, и сзади. Впрочем, фея должна знать свое дело.

Карабатов блеснул очками и ничего не ответил.

Уйдя утром в слезах от дома билетерши «Триумфа», Малахов спустился в луга, подошел к месту, где он всегда разводил костер. Разбудили его милиционеры, внезапно вынырнувшие из травы. Сначала у него дрогнуло сердце, но в тот же момент он успокоился: наконец-то все закончится. Достал из кармана справку о демобилизации, истертую и ветхую/ протянул. Один из милиционеров развернул ее, прочитал и спросил сурово:

— Чего здесь шляешься, красноармеец?

— Ночую вот…

— Нашел место! Больше-то негде, что ли?