И я поняла, зачем я приехала в этот городок. Услышать ангельское пение и увидеть Крест на цветущей горе…

А дальше был Хуст. Да простят меня хустяне, но не нашла я в этом городе ничего, из-за чего мне бы захотелось остаться. Хотя бы на день. И тогда я вернулась на автобусную станцию и, подойдя к окошку кассы, попросила молоденькую кассиршу:

– Пожалуйста, продайте мне билет до такого места, где бы куры и козы паслись прямо на улице…

Она испуганно глянула на меня:

– Не знаю я никакого такого места!

– Не может быть, – не поверила я ей. – Должно же быть в этих краях такое место.

– Да что вы ко мне пристали! Что вам нужно?

– Та езжай с нами, дивчино! – окликнула меня краснолицая тётка с большой корзиной, стоящая за мной в очереди. – Бери билет до моего села! Там тебе будут и куры, и гуси, и всё, что душа пожелает!

Покупаю билет. Набивается полный автобус. Тётки едут с базара, нахваливают каждая свою деревню.

А тётка, позвавшая меня с собой, вовсю нахваливала ковры, которые делают в их селе, уверяя меня, что без ковра я от них не уеду. Я поинтересовалась, сколько стоит ковёр.

– Совсем дёшево! Для москвички совсем дёшево отдам! – и она назвала такую сумму, которой у меня никогда в жизни не было и, наверное, не будет.

– Да у меня и денег таких нет!

– Вот уж не поверю! Чтобы у москвички не было таких денег! А зачем ты тогда сюда приехала? Да курей посмотреть?

– Ну, да…

– Да кто ж тебе поверит? Кто ж курей не видал! Из Москвы ехать за тридевять земель посмотреть на курей!

Бабы дружно заржали.

Рядом со мной сидит молоденькая женщина с ярко-синими глазами и белыми, выгоревшими волосами, повязанными косынкой. Она говорит мне:

– Не езжайте с ними, их деревня высоко в горах, там холодно. И народ там грубоватый. Выходите лучше со мной – на следующей остановке.

– А как называется место?

– Вильхивка. Там как раз и куры пасутся на улицах, и козы. Отведу вас к моей маме жить, она будет рада.

Когда мы вышли с ней из автобуса, никакой Вильхивки я не увидела. До неё ещё надо было идти. Мы пошли вдоль обочины по пустынной дороге. На повороте Анна, так звали мою спутницу, приостановилась и сказала:

– Вот здесь моего Володьку сбило машиной. Это мой старшенький. Ему шесть лет тогда было…

– А сейчас сколько?

– И сейчас шесть. Его насмерть сбило.

Меня обдало холодом. А синеглазая Анна продолжала, почти бесстрастно, но за этой бесстрастностью чувствовалось неизбывное горе и полное отсутствие сил на эмоции:

– Я тогда Ольгой ходила беременная. А Оксане было три года, и она заболела, и надо было вести её в Хуст, в больницу… А Володька… Я всегда ему говорила: не бегай с мальчишками на дорогу! Но он всё равно бегал… они тут в футбол играли… тут и машины-то почти не ходят… за час, может, одна проедет… Значит, такая судьба. Бог дал, Бог взял… Я очень Володьку любила, дочек не так… Володька самый желанный был…

Пока мы шли к селу по этой пустынной дороге, я всё о ней узнала. Анна была всего на четыре года старше меня. Но у неё уже была своя тяжёлая женская судьба. На всё лето она, как почти все женщины села, оставалась дома одна с детьми. А все мужчины уезжали на Украину.

– На какую Украину? А это разве не Украина?

– Украина – это киевщина, харьковщина. Там чернозём, поля, пшеница… Счастливые люди, кто живёт на такой богатой земле. У нас земли почти нет. У нас горы. Лес. Все наши мужчины работают всё лето в украинских колхозах. Там своих работников не хватает. А здесь у наших мужчин работы никакой нет. Вот летом они и зарабатывают на целый год. Все мужчины и вся молодёжь, ещё не семейная. Моя сестра Мария каждое лето уезжает.

– Но почему ты говоришь, что вы – не Украина?

– Нас так называют, но мы не Украина. Мы – не украинцы, мы – мадьяры. А те, которые тебя звали в другое село, они – гуцулы. Мы все – западэнцы, а наш край – Западэнщина. Ну, или просто – Карпатчина.

– А Львов – это Украина?

– Во Львове считают, что они и есть настоящая Украина, а та, восточная Украина – не настоящая. Малороссия. Но для нас как раз она и есть Украина. А львивщина – просто львивщина.

– Однако, как всё не просто!

– Ну, да. А когда Москва нас оккупировала… А ты, кстати, сама откуда?