Знаменитый этот Мант окрещен был «Прекрасным» или просто «Красивым» – Mantes-la-Jolie, – так что, пока мы не въехали еще в его жуткие индустриальные пригороды и в жилищное море иммигрантских хрущоб, испохабленных надписями, спешу предупредить, что редкому городу во Франции выпала на долю такая невезуха, как этому Манту, который красивым теперь назовет только насмешник и циник. А все же есть еще и в Манте уголок, где можно замереть и восхититься, да не какой-то там неведомый уголок, а знаменитое место – площадь перед прославленным собором Нотр-Дам, – туда мы и помчимся с вами, чтоб вспомнить старину и посетовать на современность. Несчастья, постигшие Мант и продолжающие его преследовать (а я лично, как умеренный оптимист, могу предвидеть еще и худшее), вовсе не однообразны и источники имели разные. Этот столичный еще в меровингскую эпоху Мант (кельтская Медунта) со времен Гуго Капета входил в королевские владения, но часто подвергался набегам нормандских правителей (например, в 865 году). Когда же во главе норманнов встал сам достославный Вильгельм (точнее было бы сказать, Гийом) Завоеватель (тот самый, что сделался английским королем и научил наконец весь придворный Лондон говорить на лучшем в мире языке), то он и вовсе потребовал в 1087 году от короля Филиппа I (того самого, что был сыном киевлянки Анны) отдать ему Мант без лишних разговоров. Не получив согласия от внука Ярослава Мудрого, Вильгельм Завоеватель немедленно завоевал Мант, предал его огню вместе с чудесным его собором, но упал с лошади и был при этом смертельно ранен. В отличие от нынешних правителей-безбожников, которые, обобрав страну, умирают с чувством выполненного долга, бедняга Гийом, умирая в Руане, испытал некие угрызения совести и даже завещал какую-то крупную сумму (и правильно сделал, потому что с собой ничего, кроме грехов, все равно не утащишь) на восстановление и перестройку им подпаленного собора Нотр-Дам. И вот ведь чудо – сколько с тех пор бед ни пережил этот город на Сене, как его ни бомбили, ни «утюжили», а собор еще красуется над Сеной, и Сена (хоть и порядком изгаженная) течет мимо, сверкает на солнце…

Но вернемся все же в проклятое прошлое, чтобы добраться наконец до сомнительной современности. Король Филипп-Август очень жаловал Мант: отсюда он руководил военными действиями против Нормандии и Вексена. Здесь он и умер 14 июля 1223 года (день в день за 566 лет до новых бед), и велел похоронить свое сердце у подножия главного алтаря собора. Потом были Столетняя война, новые раздоры, пораженья и униженья, потом до середины XV века хозяйничали тут англичане, но помнилось горожанам победоносное шествие по городу короля Генриха IV в, дай бог память, 1590 году. Генрих IV и потом часто сюда наведывался, потому что на углу нынешних улиц Национальной и Тьера жила тогда прекрасная Габриэль… Вообще, в жизни Генриха IV этот город сыграл немаловажную роль. Это здесь он решил вторично отречься от протестантской религии…

Ну а с 1939 по 1945 год город неоднократно бомбили то бывшие союзники и победители Франции, то будущие победители и союзники (особенно тяжко пришлось от бомбежки будущих, имевшей место 30 мая 1944 года).

Но вот чудо – так же гордо стоит собор Нотр-Дам (его даже называют иногда кафедральным, хотя Мант никогда не был епископской столицей), великолепный позднеготический собор конца XII – начала XIII века (1170–1220), сверстник парижского, руанского и санлисского… Стоит там же, где любили его рисовать Коро и Тернер. Стоит, красуясь знаменитыми своими тремя порталами, огромной великолепной розой, часовней наваррских королей, статуэтками четырех принцесс, своими хорами и витражами XIII века, старинной живописью и скульптурой…

Много ли еще уцелело от того, что делало Мант Прекрасным? Не слишком много. Уцелела церковь XV века Сент-Анн, уцелела башня Сен-Маклу. Несколько больничных зданий, часовня…

Зато выросли на месте старинного города унылые современные кварталы, разместившие многотысячное иммигрантское население со своей новой мечетью, своим новым неустоявшимся и неспокойным бытом, своими новыми (и, похоже, неразрешимыми) проблемами, для решения которых Франция не щадит ни времени, ни сил, ни затрат. В квартале Ле-Валь-Фурре насчитывается чуть ли не 25 000 обитателей. Год от года растут здесь насилие и бандитизм, вражда между бандами подростков, стычки, разбой. Правительство организовало Пункты местной безопасности, оплачивает 15 000 должностей «социальных посредников», строит клубы и спортзалы – увы, все напрасно… В 2001 году расходы на все эти благородные городские начинания выросли от 170 миллионов франков до 300 миллионов. Выросло и количество драк, стычек между бандами и кварталами, на арену выходят совсем юные, потерянные, безнадежные. Драки в поездах и супермаркетах, изуродованные электрички, разбитые витрины… Легко представить себе размеры вероятного взрыва в этом пороховом погребе, который фанатики-исламисты просто не могут обойти вниманием… Бедный Мант, некогда Прекрасный! Правые партии выдвигают на выборах дерзостную идею, что преступления, даже совершаемые иммигрантами, должны быть наказуемы. Левые выдвигают более сложные лозунги, ибо их победа на выборах в значительной степени зависит от иммигрантских голосов. Кроме того, Франция не хотела бы рассердить Бен Ладена и воинствующих исламистов – левая пресса дает понять, что втайне она, пресса, не может не сочувствовать угнетенным террористам и что, если б не проклятая Америка с ее «мондиализмом», она давно, пресса, сделала бы себе обрезание и обратилась в мусульманство. Так что, даже если что и взорвется во Франции, это только «по недосмотру» французского бедняги полицейского. Поэтому молодые иммигранты (даже и нелегальные), чувствуя эту слабину властей, жгут чужие автомобили еженощно, почем зря и без жалости…

Впрочем, разговор о последствиях «дикой иммиграции» и отсутствии разумной «политики иммиграции» во Франции увел бы нас далеко за пределы наших тем, наших странствий и отпускных настроений, а потому постараемся просто объехать стороной индустриальную зону и здешние жилые башенно-хрущобные кварталы, небезопасные даже для полиции, перебраться на правый берег Сены и, полюбовавшись старым мостом и старинной церковью в Лимэ, двинуться на восток – к Мёлану с его старинной церковью, к замкам Роньи (связанным с историей семей Сюлли и де Барри), а также к замку Туари с его восемью сотнями животных, вольно гуляющих по парку.

Любители плавания и пеших прогулок найдут здесь прибрежные дорожки и пляжи, любители старинной архитектуры не обойдут церковь XII века в Вернёй-сюр-Сен, но поклонники изящной словесности устремятся прямым путем в маленький Медан (где, кстати, тоже немало всякой старины, вроде «купели королей» в церкви Сен-Жермен). В меданском, ныне полуразрушенном замке XVI века бывали некогда и Тассо, и поэты «Плеяды», в том числе Ронсар, а ближе к 1938 году жил Морис Метерлинк и писал здесь «Стеклянного паука». А еще до того (в 1877 году) построил здесь виллу Эмиль Золя и что-то писал в Медане, и даже выпустил здесь программный сборник друзей и приверженцев «натуральной школы». Сборник так и назывался – «Меданские вечера», и лучшим рассказом в сборнике была «Пышка» Мопассана. Впрочем, не одним же натурализмом был озабочен на прекрасных берегах Сены благородный Золя. Была и любовь. Золя встретил в городке очень милую белошвейку, которая нарожала ему детей, чего не смогла сделать мадам Золя. Мадам Золя с пониманием отнеслась и к внебрачному детородству, и к неизбежному детскому сиротству, подарив после смерти мужа меданскую виллу Отделу призрения, который устроил в ней детский дом. Детский писк раздавался отныне на кроватках среди фотографий Золя, иллюстраций к его творениям, портретов и печатных материалов времен процесса Дрейфуса…

В БЕДНОМ МАНТ-ЛА-ЖОЛИ (КРАСИВОМ МАНТЕ) ОТ ВСЕЙ КРАСОТЫ УЦЕЛЕЛ СОБОР…

Мы могли бы закончить наше путешествие по излучине Сены близ опушки леса Сен-Жермен, в городке Пуасси (Poissy), который оставался королевской резиденцией до самого XIII века. В начале XI века супруга короля Робера Благочестивого (в девичестве Констанция Тулузская) основала здесь монастырь. В этом городе увидел свет король Людовик, который стал известен под именем Людовик Святой. Это он заложил в городе первый каменный мост и устроил здесь ярмарку домашнего скота, которой город славился аж до середины XX века (ежегодно продавали здесь до 150 000 голов крупного рогатого скота и по меньшей мере 350 000 баранов, тоже не мелочь).

Людовик Святой был крещен в здешнем соборе Нотр-Дам (крестильная купель до сих пор на месте, очень старая, хотя после вдохновенных усилий известного архитектора-реставратора XIX века Виоле ле Дюка этот прекрасный собор романской архитектуры смотрится как новенький).

Две массивные башни остались на память о старинном доминиканском соборе, в котором в сентябре-октябре 1561 года крупнейшие католические и протестантские богословы в присутствии короля (и по инициативе королевы) пытались в рамках знаменитого «коллоквиума Пуасси» мирным путем разрешить хоть какие-нибудь разделявшие их доктринальные противоречия. Ни к какому согласию эти благочестивые люди не пришли, признав таким образом неизбежность кровопролития, которое каждая из сторон оправдывала своей верностью заветам Христа. Впрочем, это все далекая древность. В наш век Интернета для оправдания кровавых злодеяний ссылаются на авторитет Магомета да недоучившихся журналистов, юристов и художников, вроде Троцкого, Ленина, Гитлера…