Вот пришлось снимать с дерева подростка, без остановки плевавшего густой слюной. Глеб только глаза прикрывал рукой, и потом долго умывался у колодца. Твари вырезали всю семью, только парень спасся чудом. Он успел запрыгнуть на дерево и не истек кровью – пальцы на правой руке ему отрезала собака. Будто скальпелем, ровно и чисто. Паренек не понимал своей утраты и все порывался чесать голову или тереть нос распухшей культей.

В соседнем дворе мужчина бегал с тлеющей паклей вокруг сарая и старался подпалить деревянные стены. Глеб уронил пиромана на землю, прижал сверху, но тот с нечеловеческой силой выкручивался из захвата и кричал, кричал, кричал сорванным голосом. Надрывался: «там монстры! нужно сжечь!», пока Инга не ударила его прикладом в затылок. Человек упал лицом в землю; с его головы в грязь потекла кровь. Глеб связал помешанного, и тут же заметил еще одну струйку дыма в дальнем конце деревни…

Иногда в них стреляли, сопровождая выстрелы дикими воплями. Эти побьют друг друга сами, понял Глеб. Ирония, мать ее, Зоны – пережить волну и быть застреленным сошедшим с ума соседом. Глеб сначала отвечал выстрелом в воздух, для острастки, потом начал экономить патроны.

На дальней окраине Вешек наткнулись на сильные разрушения. Глеб решил, что здесь прошла стая кабанов – волна собирала вместе и не таких строптивых существ. Кабаны словно танки валили деревья, легкие постройки, а иногда и на домах оставляли отметины. Глеб постоял возле железной двери, вмятой, очевидно, ударом кабаньей башки, и велел Инге расчехлить карабин.

Кабан-переросток нашелся в соседнем дворе. Инга ахнула, оценив пропорции монстра, и перезарядила «Тигра» магазином с красной отметкой. Бегемот! Он снес будочку деревенского туалета и провалился мордой в выгребную яму. Смерть его стоила жизни: такая же страшная, вонючая и бессмысленная. Тушу уже поглодали собаки и крысы, размотали сизые кишки по огороду.

В следующем дворе на крики отозвались из колодца. Глеб откинул ржавую плиту, надвинутую на колодезный зев. Молодой мужчина висел в узкой трубе, упершись в бетонные стены, и смотрел вверх белыми глазами. Его, обессиленного, вытащили, обвязав веревкой. Мужчина упал здесь же, уронил голову в траву. Не то заплакал, не то засмеялся, и Глеб похлопал его по плечу. Только потом случайно заглянул в колодец.

– Стой! – велел подавшейся вперед Инге и наспех придумал поручение. – Найди ему что-нибудь, брезент или одеяло.

– Что там?
– остро глянула Инга.

– Не нужно тебе этого видеть. Я сам.

– Я не… как это?.. кисейная барышня! Запомни, наконец!

Девушка разозлилась, но заглядывать не стала. У нее дрожали губы.

Глеб обвязался веревкой и нырнул в узкий колодезный круг. Поднялся, вытянул за собой тело мертвой девочки. Потом мальчика. Потом, с усилием, труп молодой женщины с прокушенным и вываленным наружу языком.

Мужчина смотрел, но не на тела, а в колодец. Столько тоски читалось в его взгляде, что Инга перешла на шепот.

– Он их утопил?

Глеб кивнул.

– Там слишком мало места на четверых.

Сталкер накрыл тела брезентом, и пошел к воротам, хлюпая водой в ботинках. Инга, помедлив, двинулась следом. За спиной раздался глухой всплеск. Глеб ухватил девушку за плечо.

– Не ходи! Он сам так решил.

И подумал, что мужчина вряд ли утопится. Трус всегда до конца трус, до самого глубокого донышка. Но попытаться – его право.

Самое страшное начиналось там, где люди не могли ни прятаться, ни сопротивляться. Обглоданные тела еще как-то можно было объяснить звериным голодом и охотничьим инстинктом. Но здесь твари игрались, загоняя и убивая беззащитных людей.

Возле круга из человеческих голов Инга не сдержалась и громко всхлипнула. Собаки мало, что выложили правильную окружность, они еще методично обгадили каждую голову.

– Псевдопес, его повадки, - объяснил Глеб мертвым голосом; говорить отчетливо не получалось.

Псевдопсы обязательно метили добычу, отгоняли запахом конкурентов. В свежих песьих экскрементах даже мухи не выживали.

– Не-на-ви-жу! – выдавила по слогам девушка. – Убивать, убивать и убивать!

Ее колотила дрожь.

– Заткнись или я тебе пощечину влеплю! – рявкнул Глеб. – Тебя сюда не гнали, ты сама приехала... зачем-то.

Девушка протяжно застонала, давя истерику.

Но и на Глеба понемногу накатывала черная неотходчивая злоба. И, как ни странно, вина. Сталкер понимал, что это бессмысленно, что он появился здесь всего пару дней как, что в Вешках хватает начальства. Только где оно? А трупы – вот! Истерзанные, расчлененные. И он, Рамзес, везунчик и почти легенда, один из лучших ходоков и знатоков Зоны, не сделал ровным счетом ничего. Действительно, оборотень…

Глеб спохватился и приказал себе унять эмоции. Девчонке нужна поддержка, а не выволочка.

– Это Зона, - он старался говорить по возможности спокойно. – Все начинается с азарта, продолжается ненавистью, а заканчивается...

– Чем?

Рамзес сделал вид, что не услышал вопроса.

За Ингой и Глебом потянулись немногие смельчаки, начали помогать. Первым человеком, которого они встретили, оказался сердитый дед в дряхлой шинели с отметинами споротых погон. Старик живо шаркал в пыли огромными кирзачами и, с закинутым за плечо автоматом, вид имел воинственный. Глеб присмотрелся - МП-40, в просторечье «Шмайссер», раритет! Улыбнулся против воли. Не обманул Варан, и впрямь с войны припрятано.