Но в то же время он чувствовал, что, быть может, клинок являлся единственным средством сделать что-нибудь для брата Ульдиссиана.

Задержав дыхание, которого у него больше не было, Ахилий схватил рукоять. Он ожидал, что почувствует могильный холод, но оружие излучало лишь приятную прохладу. Больше не боясь так сильно, светловолосый лучник поднёс оружие к Мендельну и, не в силах больше ничего придумать, положил кинжал прямо на середину груди последнего.

Клинок ярко вспыхнул, напугав Ахилия так сильно, что тот повалился навзничь. Свет оплёл Мендельна… И в этом освещении Ахилий увидел призраков.

Но это были не простые духи умерших эдиремов или служителей Пророка. Их красота, их совершенство были исключительными. Как люди, выглядели они в большинстве своём — но люди настолько же, насколько человеком был Ратма.

Это могли быть только дети тех, кто основал Санктуарий… Первые нефалемы.

Он мог увидеть их только там, где сиял свет кинжала, однако было ясно, что их гораздо больше. Ахилий понял, почему они здесь. Они погибли давным-давно, сражаясь за судьбу мира, в котором родились, принесли себя в жертву ради выживания остального человечества и всех последующих поколений.

Нефалемы пристально взглянули вниз на Мендельна, после чего бледное освещение затянуло их в кинжал.

Мендельн отрывисто закашлял и сел. Глаза его распахнулись, и он сразу посмотрел направо и налево, словно ожидал найти там что-то. Наконец его взгляд оказался прикован к охотнику.

— Ахилий! Малик! Он…

— Отправился в Пылающий Ад… Надеюсь.

Земля снова задрожала. Мендельн заставил себя подняться на ноги, кинжал теперь плотно был зажат в его руке.

— Ульдиссиан!

Ахилий кивнул, хотя его мысли не были целиком посвящены старшему брату Мендельна.

— Ты можешь… Идти?

— Я могу бежать…

— А… Отлично, — он не стал ждать Мендельна, уверенный, что товарищ последует прямо за ним. Охотник своё дело сделал — он спас друга. Теперь он надеялся сделать то же для девушки, которую любил, пусть даже только для того, чтобы вместе встретить конец этого мира.

Местность была залита кровью; часть принадлежала демонам, но слишком большая часть — эдиремам. Серентия обнаружила, что её особенно раздражают ангелы, потому что они, умирая, не оставляли после себя никаких следов, из-за чего казалось, что гибли только их враги. Должны были быть какие-то останки, знаменующие их смерть, что-то, что позволило бы эдиремам ощущать, что они успешно противостоят обеим сторонам захватчиков, а не только одной.

Служило слабым утешением даже то, что демоны были куда как более заинтересованы в крылатых врагах, чем в её людях, а эдиремов атаковали только из-за очень сильной жажды крови. Она знала, что Триединое стремилось превратить человечество в солдат-рабов Пылающего Ада, так что чудовищным воинам следовало бы изо всех сил стараться избегать эдиремов, но этот простой факт был выше понимания большинства демонов. Она и остальные будут убиты только потому, что оказались на пути.

Об Ульдиссиане ничего не было слышно. Он был непроницаем для её дара, что пробудило в ней тревогу, уж не мёртв ли он. Мендельн тоже снова был среди отсутствующих, и Ратму она не могла спросить, знает ли он что-нибудь, потому что и он исчез. Серентии ничего не оставалось, кроме как сражаться, сражаться, пока очередной ангел или демон не разорвёт её на мелкие кусочки.

Ангелы пошли в наступление. Не то чтобы они внезапно разглядели в эдиремах угрозу, просто свежая орава демонов поднялась за спинами людей, и небесное войско намеревалось сразу же встретить их… После того, как прорвутся сквозь отребье между двумя сторонами. Серентия воевала с женщиной-ангелом, владеющей булавой. Ангелессы мало отличались от своих мужских собратьев, только общие контуры у них были более женственными и то, что сходило за волосы, было длиннее. Не зная наверняка, что правда, а что — иллюзия, Серентия сражалась с ней точно так же, как с остальными, и совсем не огорчилась, когда её копьё пробило нагрудник ангелессы.

Подпитываемое её силами, страшное копьё буквально растрясло её врага. Закованная в броню ангелесса наконец взорвалась вспышкой поразительных оттенков, что сопровождалось резким, пронизывающим шумом. Ангелы были в той же мерее звуком и светом, что и материей, и только благодаря тому, что эдиремы — как и демоны — использовали оружие, наделённое магическими силами, у них вообще имелась возможность противостоять крылатым фуриям.

Войско приблизилось, заслонив ей обзор возвышающимися, ханжескими фигурами. Серентия вскоре обнаружила, что сражается с двумя одновременно, и хотя её поразило то, что некоторое время ей удаётся их приструнять, боль в руках сообщила ей, что до её падения осталось немного.

И верно, когда она попыталась отразить удар меча, её правая рука отказала. Она видела, как пылающий клинок несётся к ней…

Вперёд с криком выскочил Ахилий, держа в обеих руках огромный сверкающий меч, — наверное, подобрал его с какого-нибудь мёртвого демона. Он не только отразил атаку ангела, но тут же ринулся вперёд. Со странным высоким звуком, который всегда знаменовал их гибель, ангел взорвался, но от того, что в предыдущий раз показалось Серентии захватывающим и красочным зрелищем, теперь ей сделалось плохо.