УРОДСТВО, КОТОРОЕ СОЗДАЛ ИНАРИЙ, ДОЛЖНО БЫТЬ УДАЛЕНО ИЗ ПАМЯТИ ВСЕЛЕННОЙ… ГРЯЗНАЯ ПОМЕСЬ АНГЕЛА И ДЕМОНА ПО ПРАВУ ДОЛЖНА БЫТЬ ЗАБЫТА… И ВОСТОРЖЕСТВУЕТ СПРАВЕДЛИВОСТЬ.

— Чь…чья справедливость? — огрызнулся Ульдиссиан, пытаясь одолеть одновременно боль и свои невидимые путы.

Но ангел проигнорировал его вопрос, провозгласив:

УЗРИ! ОЧИЩЕНИЕ ИДЁТ.

Ульдиссиан ничего не мог с собой поделать — он смотрел, и видел, как ангелы буквально сыпались дождём. Небесное войско опускалось в совершенном порядке, ряд за рядом во всех направлениях распространяясь по Санктуарию. У всех наготове было пламенное оружие — от мечей и пик до кос и остального — Ульдиссиан откуда-то понял, что на самом деле это было всего лишь наглядное олицетворение их сил. С помощью этого оружия они намеревались налететь на людей и на земли и не оставить за собой ничего, кроме пламени.

Но затем случилось кое-что, чего явно не желал Тираэль. Из разрушенной земли вырвались огромные дымящиеся кратеры. Он разверзлись на глазах, разбросав эдиремов. Ульдиссиан знал, что это было, и его надежды на спасение его дома ничуть не возросли, особенно после того, как первая чешуйчатая тварь выскочила на поверхность, чтобы сойтись в бою с ангелами.

Пылающий Ад пришёл, чтобы принять участие в решении судьбы Санктуария.

Демоны были не похожи на ангелов. Между собой их роднила только свирепость. Они не шли ряд за рядом, но разливались подобно потоку, быстро покрывая обширную землю, а затем поднимаясь в небо.

Те из небесного войска, кто направился было в отдалённые уголки мира, тут же повернули назад, чтобы присоединиться к своим собратьям в битве с демонами. Они двигались с уверенностью, которая заставила Ульдиссиана предположить, что они дожидались этого момента. Теперь события не сосредотачивались на самом Санктуарии: конец его мира и его людей стал всего лишь частью извечного конфликта между двумя сторонами. Каждый умрёт и будет забыт к тому сроку, когда ангелы и демоны сойдутся в битве в следующий раз.

Забыт, словно никогда и не существовал на свете.

Ахилий склонился над Мендельном, боясь, что не подоспел на помощь вовремя. Само провидение привело его сюда как раз, когда брат Ульдиссиана и Малик стали сражаться. Провидение и, как ни забавно, Инарий.

Это была ошибка ангела, что охотник оказался неподалёку, ведь это было место, где злобные растения Пророка были посажены, чтобы атаковать ничего не подозревающих эдиремов прежде всего остального, чтобы полностью их деморализовать. Здесь Ахилий был погребён на всю ночь с лицом, обращённым вглубь земли. Он и правда поверил, что пойман навеки, и это заблуждение не рассеялось даже тогда, когда он услышал, как последователи Ульдиссиана шагают по уплотнённой почве.

Лучник также ощутил, когда трава начала нападать на них, и хотя рот его был полон травы и грязи, неотъемлемая магия всё равно позволила ему криком выразить своё раздражение — хотя никто наверху и не мог его услышать.

Но затем свершилось чудо, которым Ахилий был уверен, что обязан Ульдиссиану. Сначала возникло непередаваемое тепло, которое пронизало его, не нанося вреда, но сожгло сражающиеся стебли до самых корешков. Когда затем Ахилий попытался выкопаться, сама земля поднялась, словно по ней ударила огромная сила.

Живого человека она могла бы убить, но лучника она наконец подняла на поверхность. Он всё ещё был закопан, но щели, через которые просачивался свет, говорили о том, что теперь он был частью какой-то насыпи или холма — гораздо более многообещающее положение, чем изначальное.

Но кто-то подошёл, и, испугавшись, что это один из прислужников Пророка, Ахилий сделал то, что ему удавалось так хорошо, — прикинулся мёртвым. Человек очень быстро осмотрел его, не удосужившись даже отрыть что-нибудь, кроме руки, а затем двинулся дальше.

Однако как только Ахилий решил, что уже можно выкапываться, он услышал шум борьбы. Голоса помогли ему распознать, кто сражался, и будь у него живое сердце, оно бы подскочило в этот миг. Ахилий знал, что Мендельн искушён в том, чему Ратма научил его, но знал он также, что Малик нечеловечески коварен. У охотника не возникло сомнений в том, что брату Ульдиссиана требуется его помощь.

Как оказалось, помощь пригодилась им обоим. Малик не мог похитить у Ахилия мёртвое тело, но и Ахилий не смог взять верх над высшим жрецом. Он обрадовался, когда Мендельн положил конец демоническому врагу, но встревожился, когда после этого человек в чёрном рухнул на землю. Теперь, когда он встал перед ним на колени, Ахилий молился о том, чтобы не оказалось, что усилие Мендельна стоило ему жизни.

Никаких признаков смертельного ранения не было, но Мендельн не шевелился. Более того, Ахилию понадобилось наклониться ближе, чтобы вообще убедиться, что его друг дышит.

Земля задрожала, и звуки отчаянной борьбы донеслись со всех направлений. Ахилий отчаянно хотел броситься к Серентии, но она бы никогда не ждала от него, чтобы он оставил Мендельна. Он бы пал в её глазах, и это стало бы последним ударом по его и без того ужасному существованию.

Но что он мог поделать? Оглядевшись вокруг, Ахилий увидал костяной кинжал. Хотя лучник раньше не подавал виду, ему делалось сильно не по себе от его присутствия. На оружии не только лежала часть вины в том, что лучник находился здесь, но оно также напоминало о месте, частью которого он теперь был — о месте, которое Мендельн и Ратма звали послесмертьем. Ахилий боялся, что если он коснётся кинжала, то тот как-то отправит его во тьму, которая навсегда отдалит его от женщины, которую он любит.