2 часа дня 14 марта я прибыл на фронт к станице Еланской и приказал командирам 1-го Вешенского и 1-го Еланского полков приготовиться к конной атаке. Ровно в 3 часа дня 1000 конных и 200 пеших бойцов, пользуясь рельефом местности, построились в боевой порядок в ожидании команды. Подан сигнал… Сверкнули на солнце стальные клинки, и тысяча всадников с жуть наводящим «Ги-и-и!» понеслась на красных. Затарахтели пулеметы, забухали пушки, засвистели частые пули врага, снаряды взрывали землю, выбрасывая облака серого дыму, но ничто не останавливало несущуюся конницу верхнедонцев. Увлекая передовых, воодушевляя слабых духом, наряду с бойцами я делил участь атаки. Две конные сотни, пробравшись по густой роще, которая была залита водой, выступившей из берегов Дона, обрушились на левый фланг противника. Красные, обращенные в бегство, укрывались по садам, огородам и дворам. Разбитый 1-й Московский революционный полк разбегался в разные стороны. 5-й Заамурский конный полк, убегая, чтобы не быть отрезанным от ст. Букановской, бежал через р. Хопер. К вечеру станица Еланская была занята восставшими, где взято 7 пулеметов, много винтовок, пленных и другой военной добычи.

Наутро 15 марта 5-я дивизия продолжала преследование противника и заняла станицу Букановскую.

В тот же день, 15 марта, красные, потерпев поражение на востоке, перешли в яростное наступление с северо-запада на участке 3-й и 4-й дивизий; черные цепи кронштадтских матросов и курсантов особого назначения покрыли седую поверхность казачьей степи. Восставшие казаки, боясь появления броневых автомобилей, которые благодаря раскисшим пашням могли двигаться только по дорогам, повырыли на последних ямы и замаскировали их.

Слобода Березняги Воронежской губернии, которая расположена вблизи донской границы, тоже восстала против красных, выставив 800 шт. при 8 пулеметах, которые отдельным пешим полком вошли в состав 4-й дивизии. Красные, развивая интенсивный огонь на участке 4-й дивизии, в то же время атаковали 3-ю дивизию. 3-я дивизия, отбивая атаки и переходя в контратаку, теснила правый фланг красных на север. К 11 часам дня на помощь 4-й дивизии подошел Дударевский конный полк; к 12 часам дня красные центр своего удара перенесли на участок 4-й дивизии, введя в бой подошедшую Каланчевскую пехотную дружину. Начальник 4-й пехотной дивизии, учитывая превосходящие силы красных, оставил на всем участке своей дивизии Шумилинский и Березнягинский пехотные полки и Дударевский конный полк со всеми пулеметами и пушками, а сам со всей конницей обошел сев. ел. Солонка и обрушился на левый фланг красных; комиссары, избегая поражения, метались по фронту, воодушевляя солдат.

Конница восставших (свыше тысячи шашек), уничтожая красных с фланга, грозила и с тылу. Матросы и курсанты застыли в черной грязи наших пашен. Пехота восставших, пользуясь замешательством красных, бросилась в атаку. Конница же наша, уничтожая красных с фланга, с криками «ура!» и «ги!» пробиралась все вперед и вперед.

Один из комиссаров вдруг остановился и крикнул: «Товарищи, спасайся!» – и сам бросился бежать в тыл. Густые цепи матросов, курсантов и народной дружины бросились за ним в бегство, но липкая и тягучая черноземная грязь липла к обуви и заставляла их спасаться ползком. Налетевшая конница и подошедшая пехота безжалостно громили матросов, курсантов и голытьбу с

Калача, ворвавшихся на чужую землю и забравшихся в чужие хутора. К вечеру 15 марта остатки разбитого противника бежали в Криушу и дальше, оставив на поле сражения 1600 пленных, до 700 убитыми и ранеными, 38 пулеметов, 5 орудий, винтовки и пр. Потерпев поражение на обоих ударных пунктах, красные поняли, что имеют дело не с мятежом непокорных шаек, а с восстанием всего населения округа.

Опасаясь продвижения восставших по тылам, красные ударные группы, подкрепленные подошедшими частями 8-й советской армии, сосредоточились на участке 1-й и 2-й дивизий и конной бригады. Красное экспедиционное командование, приписывая свое поражение случайности, бросалось с одного фронта на другой.

18 марта красные атаковали всю правобережную полосу, а главное – 2-ю дивизию; 2-я дивизия, не имея ни пушек, ни пулеметов, ни патронов, под давлением превосходящих числом сил красных вынуждена была оставить хутора Мешков, Тиховской, Варварин и Камышин, заняв позицию на высотах хх. Колодезного и Фролова. Красные, заняв станицу Мигулинскую и прикрываясь правым берегом р. Дона, овладели х. Меркуловым (Вешенской ст.). К вечеру того же числа 1-я дивизия и бригада отбросили красных на линию – Усть-Хоперская, х. Большой, Пронин, ел. Каменка, по р. Кривая, Чир, до хут. Наполов.

19 марта 2-я дивизия при поддержке одного конного полка, высланного от 1-й дивизии, атаковала красных и, отбросив их к х. Сетракову, захватила 400 пленных, 2 пушки и 7 пулеметов.

Восставшие, отбросив красных к хутору Сетракову и занимая накануне оставленные хутора, наткнулась на невероятные зверства, которые могут совершать только подлинные разбойники. Осатаневшие красные поджигатели, пируя в занятых хуторах, совершали кровавые расправы над оставшимися невинными женщинами, детьми и стариками. Мерзкая толпа поджигателей (все те же русские люди) сгоняли изнасилованное, полуживое население в одно помещение, зачековывали дверь, закрывали окна, обкладывали соломой и зажигали со всех сторон. Несчастные жертвы бросались к окнам, дверям, ища спасения от страшных мук, но увы! красные факельщики с злорадным криком «уничтожай казачество!» в упор расстреливали спасающихся. Случайно же оставшихся в живых живыми распинали на заборах и упражнялись в ловкости штыковых ударов.

Или, например: казачья изба с почерневшей соломенной крышей, с запертой дверью сеней и примкнутой палочкой мрачно выглядывала между почерневших груд сожженных домов, как будто чудом уцелевшая. Но когда казаки вошли в хижину, то увидели следующее зрелище: молодая женщина с изуродованным лицом, с несколькими пулевыми пробоинами в голову была поставлена на колени и пригвождена руками к стене; около этого безжизненного трупа казачки-матери находились два ребенка в возрасте от 2 до 4 лет, которые, очевидно, долго звали свою мать, но, не получая ответа, прижавшись по-детски друг к другу и прикрывшись окровавленной юбкой матери, крепко спали в луже застывшей крови.