— Са-шенька, — повторил Маркус, топчась у нее на плече.

Саша погладила попугая по белой в черную крапинку щечке.

— Хороший мой, — проворковала она, швыряя на кровать сумочку, — ну рассказывай, чем занимался?

Попугай смотрел на нее не мигая.

— Чем Маркус занимался? На качельках качался, да?

Маркус открыл клюв, издал журчащий звук и выговорил:

— Летал… да… летал, Са-шнька. Хорошая пти-ца… летал.

Она рассмеялась. Ей долго не удавалось научить его говорить, но постепенно он заговорил. Сперва, около года, говорил одно единственное слово «сыр», а потом к нему прибавились и другие: «кот», «рис», «рот». Ее имя он начал четко произносить лишь спустя четыре года, а свое через шесть. Теперь он уже знал много слов и любил поговорить, с ней или с телевизором.

В дверь раздался стук.

— Саша, ты есть будешь? — донесся голос сестры.

— Буду, — сердито крикнула она, нехотя пересаживая Маркуса на жердочку сверху клетки.

— Я уже подогрела суп, — не уходила Маша.

— Да иду я, иду!

Послышались шаги, сестра ушла на кухню, а она быстро переоделась в шелковый халатик.

— Сердобольная какая, — проворчала Саша, — тоже мне, госпожа Благородство и Всепрощение. — Она посмотрела на попугая. — Вот сейчас пойду и скажу ей, чтобы научилась нормально одеваться и прекратила ходить по помойкам с этими грязными заразными кошками-собаками.

Маркус взлетел с жердочки и повис вниз головой на качелях, откуда перебрался на люстру.

Саша непроизвольно улыбнулась. Прежде чем выйти из комнаты, она пообещала:

— Я быстренько, а потом мы с тобой что-нибудь поделаем!

Выпал первый снег. Маша не любила зиму, в эту холодную пору ей столько приходилось видеть замерзших бездомных животных, ютившихся в подвалах, где жители травили их ядом, гоняли и шпыняли. Каждый год она ждала весну с нетерпением, ждала, когда сойдет снег, когда в парках все оживет, а под окном с самого утра будет раздаваться веселый гомон птиц.

Погруженная в невеселые мысли под монотонный гул перемены, она не заметила, как на кого-то налетела.

Парень раздраженно ее оттолкнул.

— Смотри, куда идешь!

Маша подняла голову и встретила взгляд зеленых глаз. Парень был выше нее примерно на голову, светловолосый и хорошо одетый. Из разряда тех старшеклассников, которые ходят в школу не для того, чтобы учиться, а чтобы прикольно провести время.

— Эй, ты идешь?! — окрикнул какой-то парень.

Зеленоглазый кивнул и, буркнув: «Хоть бы извинилась!» — пошел к своим дружкам. Мимо прошли две девчонки из девятого, и одна довольно громко прошептала:

— Какой же он лапочка! Ты заметила, он посмотрел на меня?! Мне кажется…

Девочки ушли, поэтому Маша не узнала, что им кажется, да и не любила она все эти глупые разговорчики про мальчиков. Ей хватало их дома, когда сестра приглашала подружек. Хоть она всегда сидела в своей комнате, когда к Саше кто-то приходил, гогот и разные мужские имена были слышны на всю квартиру.

— Маш, какой у нас сейчас урок? — незаметно подошла Оля Мичурина. С того дня, как списала математику, одноклассница в благодарность, когда никто не видел, задавала ей разные несущественные вопросы, тем самым показывая, что помнит о сделанном Машей одолжении.

— Биология, — ответила Маша. Ей не нравилось, когда ее пытались благодарить таким образом. Она догадывалась, что в компании своих подружек Оля над ней подсмеивается, но виду не показывала.

— А ты чего одна скучаешь?

— А я не скучаю.

— Понятно, — Мичурина натянуто улыбнулась, — ну все, я побежала… увидимся.

— Ага.

Оля, единственная в классе, встречалась с парнем. По-настоящему. С поцелуями, со свиданиями после школы, с хождением по улице за ручку…

— Машенька, — дверь кабинета открылась, выглянула учительница по биологии, — у меня возникли непредвиденные обстоятельства, передай всем, что урок переносится на субботу.

— Нам идти домой? — уточнила Маша.

— Если последний урок, значит, домой.

Класс воспринял новость об отмене урока, как обычно, на ура. Смеясь, толкая друг друга, все побежали в гардероб. А Маша немного подождала, чтобы не одеваться в толкучке, и как только раздался звонок на урок, побежала на первый этаж. Она преодолела лестничный пролет в считаные секунды и уже на последних ступеньках прыгнула и угодила прямо кому-то на ногу. На нее грянул поток ругательств, она отлетела и больно шмякнулась на пол. Потирая ушибленную ногу, она пролепетала извинения, но разные нелестные эпитеты продолжали сыпаться ей на голову.

— Я же извинилась, — кое-как поднимаясь, прошептала Маша.

— Детка, тебе бы очки не помешали!

Наконец она посмотрела на возмущенного парня, которому отдавила ногу, и ей стало жутко неудобно. На нее злобно смотрели зеленые глаза, обрамленные по-женски длинными ресницами того самого «лапочки», на которого она первый раз налетела минут пятнадцать назад.

— Слониха, — бросил парень, глядя на свою грязную черную кроссовоку, где красовался ее пыльный след.

— Я могу вытереть, — стараясь не глядеть в сердитое лицо, пробормотала Маша.