Тот вопрос, который так волновал Севира, – чтобы не поклониться в другом естестве иному Сыну, св. Кирилл уже давно решил со всей определённостью и ясностью:

«Итак, мы не сливаем естеств, и не проповедуем смешение Творца и твари, и с наименованием смешения не привносим слияние, но и исповедуем естество Бога Слова, и признаём сущность образа раба, и поклоняемся и тому и другому естеству, как единому Сыну» (23).

Следовательно, св. Кирилл не только не был сторонником идей о слиянии различных естеств в одном, но прямо отвергал это, как совершенно немыслимое. Вместе с тем он исповедует не слитное соединение двух естеств (одно приличествующее Богу Слова, а другое – образу раба) в едином Лице – «Я» Слова, так что должно поклоняться и тому и другому естеству как единому Сыну. Эта позиция его совершенно определённая, и не может быть других толкований.

Именно из этих исходя представлений, он мог со всей убеждённостью утверждать, что Пресвятая Дева Мария родила Бога во плоти и потому должна именоваться Богородицей. И в этом вся суть Боговоплощения: при рождении Ею Сына не родилось новое человеческое «я», ибо не от мужа обручника, а рождённое от Бога Отца прежде всех век Лицо Сына Божия усвоило Себе от чистых кровей Её плоть, соделав Своею, и из Её пречистого недра родился Бог во плоти:

«Кто не исповедует... Святую Деву Богородицею, т.к. Она по плоти родила Слово, сущее от Бога, ставшее плотию, да будет анафема» (24).

Важно хорошо понимать мысль, что даже и Его собственное человеческое естество не родилось от Нее Само по Себе, но именно в Её утробе произошло неизреченное соединение двух естеств – Божественного и человеческого в едином Лице Сына Божия. Так родилась сложная Ипостась Богочеловека Иисуса Христа, являющего в Себе совершенного Бога и совершенного Человека, нераздельно соединившихся в Нём. Это чудо соединения Божественной и человеческой сущностей в едином Лице Бога Слова, на все времена вечное и непреложное, совершилось в утробе Пречистой Девы Марии: «Слово Плоть бысть», «Бог Господь и явися нам».

Образ со’бытия в двух естествах – совершенный Бог и совершенный Человек в единой Ипостаси Богочеловека – свв. Отцы видят в подобии единения души и тела в человеке. Однако этот образ, разумеется, более сложен, поскольку в качестве того, что представляет в человеке тело, должно мыслить то, чем был в земной жизни Сын Человеческий, как Пророк и Помазанник Божий, а по воскресении, в прославленной плоти, являет Собой Царь мира и Первосвященник во веки по чину Мелхиседека; тогда как «душе» следует противопоставить бытие Самого Слова – II Лица Бога-Троицы. И подобно тому как душа и тело существуют не изолированно, сами по себе, но взаимопроникают и взаимодействуют и в едином лице самоосознают своё бытие как единую ипостась, так проникают одно в другое Божеское и человеческое естества и, взаимодействуя, обретают своё единство бытия и совершенный Бог, и совершенный Человек в единой Ипостаси Богочеловека Иисуса Христа, Сына Божия.

Естественным следствием этих взглядов было утверждение о двух волях и двух энергиях в двух естествах.

Однако, как мы видели, мысли Севира об образе Боговоплощения развивались в прямо противоположном направлении, а именно – от единой ипостаси к единой Божественной природе, а значит, и к одной воле и энергии, сообразных с ней. Это было вполне логично в рамках стройной Севировой схемы – абсурдны были только сами следствия из них. Они суть следующие:

1. Если естества Божественное и человеческое смешались в одном, то оно не может быть причислено ни к Божеству, ни к человечеству, ибо прибавление чужеродных свойств к той или иной природе нарушает её самотождественность. Отсюда следует, что образовавшаяся новая синтетическая природа не единосущна ни Божеству, ни человечеству и, следовательно, основной догмат веры, на который ссылается Севир – о двойном единосущии воплотившегося Слова (Отцу – по Божеству и нам по человечеству), – ложен. А по сути – это нечто иное, как своеобразная разновидность арианской ереси, осуждённой ещё на I Вселенском Соборе.

2. Подверженная смерти человеческая природа никак не могла смешаться с Божественной без того, чтобы не изменить свойств последней, т.е. нетленному, вечному, неделимому, несотварённому добавить свойства прямо противоположные, что само по себе абсурдно. Значит, она должна была быть поглощена Божеством, «раствориться» в Нём, т.е. утратить свои собственные свойства.

3. Если исходить из представления, что человечество «растворилось» в Божестве, лишившись своих свойств, и осталась единая Божественная природа, то она уж, во всяком случае, должна быть нетленной. Это значит, что повествуемое в Св. Писании о Христе – все не истинно, а если и имело место нечто подобное, то могло быть только призрачным, ибо Божественной природе не свойственно тление ни в малейшей степени. Итак, в противовес Несторию, который признавал во Христе только человеческую природу, в которой обитало Божество, здесь утверждается нечто прямо противоположное – монофизитство, так сказать, наизнанку.

4. Но если даже и предположить, что такими свойствами, которые не были бы противоречивы Божественной природе, обладало естество первозданного безгрешного Адама и Господь усвоил Себе именно такую плоть, присоединив её к Себе без смешения, то это значит, что в утробе Девы Марии совершился не акт рождения, а сотворение Нового Адама, причём лишённого лица, т.е. перстного. Сам термин «рождение» предполагает наследование природы со всеми её свойствами, и уж коль скоро Сама Дева Мария родилась естественным образом, то Она могла передать Сыну Своему только наследуемую по всей родословной (начиная от Адама и Евы) плоть, т.е. смертную. Значит, в этом случае мы имеем своеобразный вариант аполлинариевой ереси, осуждённой (окончательно) на II Вселенском Соборе.

5. Однако допустим всё-таки такую мысль, что Господь действительно воспринял совершенную плоть первозданного Адама, хотя бы даже и не путём рождения, а сотворения в утробе Девы, то, казалось бы, для спасения человечества достаточно уже и самого этого акта: ибо естество человеческое уже восстановлено, оно бессмертно в Его Лице – вот только неизвестно, как спасти погибших?.. Голгофская искупительная жертва? Но она невозможна: ведь плоть Адама стала смертной только после грехопадения, а воплотившийся Бог согрешить не мог, Он не был бы тогда и Богом! Вот в этом-то вся суть и кроется. Бог для того и воплотился, чтобы восстановить человеческую природу, подверженную смерти, а это можно было совершить только победой над грехом, а значит, и победой над смертью. Господь не воспринял с плотию самого греха: Он принял «зрак раба», но не был рабом греха, ибо грех есть свойство личности, а не самой плоти – она же несёт на себе только последствия греха, обретая свойство тленности. Значит, только воплотившись поистине, став во всём подобным человеку в смертной его плоти (кроме самого греха, ибо он-то как раз и не свойственен Божественному Лицу), т.е. став Сыном Человеческим, Господь мог принести Самого Себя в беспорочную жертву, как искупительную за грехи всего рода человеческого: Он смог теперь умереть, добровольно предав Себя в руки грешников (ибо сама плоть Его была смертная). Безгрешная же душа Его сошла во ад, но тот не смог её удержать, и врата ада отверзлись. «Христос Воскресе! Воистину Воскресе!»