Шрифт:
— А? А? — сказал нетерпеливый голос. — Что? Кто? Что? Кто говорит?
— Хейлин! — Крис старательно повторил по слогам: — Крис Хейлин.
— А! Да! Хейлин! Да, да! В чем дело, дорогой мой? Говорите, говорите!
Крис терпеливо объяснил.
Когда известие о случившемся проникло наконец в «быстрый» плутократический ум мистера Риплсмира, Крис почти мог увидеть в трубку телефона, как подскочил его собеседник, и он уже приготовился к неизменному «Что случилось с моей памятью?».
— Тысяча извинений, мой дорогой. Я… в самом деле, непростительная нелюбезность… я, дорогой мой… это испортит мне весь мой день… я непременно… я… чтобы такого достойного человека не впустили в мой дом… клянусь вам теперь, это положительно будет мучить меня…
— Так вы, может быть, распорядитесь, чтобы меня впустили?
— Разумеется, дорогой мой, разумеется, сию минуту! Ну конечно… я… в самом деле… что? О, до свидания!
Через пять минут перед Крисом стоял все тот же лакей, теперь настолько же раболепный, насколько раньше он был нахален. Крис прервал на полуслове его подобострастные извинения и с подобающей торжественностью был препровожден самим дворецким пред светлые очи мистера Риплсмира.
Они прошли через туалетную, где слуга старательно проветривал белье, перед тем как облачить в него драгоценную персону своего хозяина, и вошли в нечто вроде мужского будуара в стиле Помпадур, где разговлялся мистер Риплсмир. Большой стол был уставлен сложной химической аппаратурой для приготовления безупречного кофе, чайным сервизом и множеством серебряных блюд с крышками, из-под которых вырывались самые вкусные запахи. Судя, однако, по тому, что было перед мистером Риплсмиром, его собственный завтрак состоял преимущественно из жидкого чая и патентованных медицинских средств.
Свежевыбритый и напудренный, в мерлушковых домашних туфлях, пижаме огненного цвета и халате с великолепной китайской вышивкой, мистер Риплсмир напоминал чистенького, суетливого бонзу. Он засеменил навстречу Крису и схватил его за руки, рассыпаясь в чувствительных извинениях.
— Дорогой мой! Какое несчастье! Весь мой день испорчен, погиб! Я нахожусь в состоянии полной прострации с тех самых пор, как вы мне позвонили. Чтобы моего гостя, человека культурного и утонченного, не пустили на мой порог, на мойпорог, когда вся моя жизнь посвящена сбережению тех самых высших ценностей, которые вы олицетворяете, — это немыслимо, нестерпимо! Но скажите, который из этих неотесанных грубиянов оскорбил вас?
— Не знаю, — сказал Крис, сделав многозначительный знак вернувшемуся дворецкому. — И я не узнал бы его, если бы увидел.
— Не знаете? Холсон! — обращаясь к дворецкому. — Кто открывал дверь мистеру Хейлину сегодня утром?
— Я в то время еще не принимал дежурства, сэр.
— Это не имеет значения, — начал Крис, желая защитить лакея. — Я…
— Это ужасно! — Мистер Риплсмир бессильно упал в кресло и схватился за голову. — Я сойду с ума от этого вечного напряжения. Я требую так мало, дорогой мой, только покоя и элементарных удобств скромного холостяцкого существования; и я все время страдаю, потому что лишен даже этого. Никто ничего не знает, никто ничего не делает, всюду беспорядок и запустение, как вы и сами видите… Но, боже милостивый! — Тут мистер Риплсмир элегантно подскочил. — Я даже не предложил вам позавтракать. Садитесь, дорогой мой…
— Благодарю вас, — вежливо сказал Крис. — Я уже завтрака!. Если разрешите, я сейчас примусь за работу. Можно мне взять двоих слуг, чтоб они помогли мне передвинуть ящики?
— Разумеется. Непременно. Вызывайте их, как только вам будет нужно. Заставьте их работать. Насколько мне известно, они ровно ничего не делают. Я буду благодарен вам, если вы найдете им какое-нибудь полезное занятие…
И мистер Риплсмир предался бесплодным жалобам на невозможное поведение тех, кого он называл «классом прислуги», с язвительными ссылками на «этот злосчастный Акт о Всеобщем Обучении» («теперь, когда они научились читать, с ними совсем сладу нет») и зловещими угрозами по адресу так называемых агитаторов.
Крис с ужасом обнаружил у Риплсмира такие глубины невежества и эгоизма, которые превосходили его самые мрачные предположения. Как быть с такими типами? Он спасся бегством в библиотеку, недоуменно спрашивая себя, долго ли общество Риплсмиров будет обременять мир, а также — что, пожалуй, было для него существеннее — долго ли сможет он сам выносить данного их представителя?
Для Криса началась трудная жизнь. Днем он возился с книгами мистера Риплсмира. Едва освободившись, он мчался к себе домой и работал до поздней ночи. Без развлечений и без друзей он работал в напряженном умственном одиночестве, нервно бросался от одной крайности к другой — от преувеличенных надежд к приступам малодушного отчаяния. Сегодня он собирался поразить мир; завтра — в унынии видел перед собой голодную смерть, которой угрожала ему Нелл.
Нельзя сказать, чтобы работа в библиотеке была работой спокойной. Приводить в порядок десятки тысяч разрозненных томов — это было само по себе достаточно хлопотливо; к тому же его постоянно прерывали. Два-три раза в день лакей приносил ему записку на серебряном подносе. В ней значилось, например, следующее:
«Мистер Риплсмир имеет честь приветствовать Вас и желает узнать, имеется ли в Библиотеке книга Кейли о биллиарде?»
После лихорадочных и трудных поисков по всем полкам Крис обычно отвечал: