— Не съест же она нас.

— Нет, но она будет говорить о нас. А это все равно, как если бы она съела нас живьем. Нельзя доверять Анне.

— Нельзя, это верно, — горестно сказала Марта. — Я ухлопала уйму денег на этих «Небесных близнецов», но ни Джон, ни ее отец не станут за нее расплачиваться. Ее отец взбешен из-за Джона.

— Вот видишь, — сказал Крис, — как опасно, когда люди что-нибудь знают! Ты потеряла все эти деньги, Марта?

— Нет, что ты, но мне придется очень трудно в первые месяцы.

— Ты ведь не очень богата, правда?

— Триста фунтов в год и этот дом.

— Это еще терпимо. Я рад, что ты не богата, Марта.

— Почему? Если бы я была богаче, тебе не пришлось бы поступать на дурацкую службу и мы могли бы уехать вместе куда нам вздумается.

— Конечно. Но понимаешь, мне очень противно, когда к любовным отношениям примешиваются деньги. Вероятно, это вина моих родителей. Это реакция на их взгляды. Это неразумно, но в этом есть какая-то доля правды. Мне бы хотелось совсем другого: чтобы у нас у обоих была работа, интересная работа, и чтобы мы работали достаточно близко друг от друга и могли встречаться, когда нам вздумается, но в то же время не впадать в мещанство…

— Этого с нами никогда не случится, — возмущенно сказала Марта.

— Это может случиться. Вспомни, сколько людей начинали с всепоглощающей страсти, а кончали ночными туфлями, зевками и радиопередачами. Но с нами этого не будет.

Согретый памятью о недавних поцелуях, он быстро и радостно шел домой по мокрым улицам, настолько занятый своими окрыленными мыслями, что почти не замечал потоков экипажей и людей, толпой струившихся мимо него под мозаикой зонтов. Он двигался не столько по лондонским улицам, сколько по стране воображения, где он нашел как раз такую работу, какую ему хотелось, и Марта нашла как раз такое дело, какого хотелось ей, жизнь их была богатой и деятельной, в ней не было места опустошенности, они встречались для любви и товарищеского обмена мыслями, а потом расставались для труда и нужд мирских… Сквозь эти грезы наяву его взгляд улавливал и запоминал отдельные яркие проблески развертывавшейся перед ним фантасмагории — вот полисмен в блестящем черном прорезиненном плаще, вот мягкое пламя огней магазина и золотое отражение их на влажных плитах тротуара, вдруг профиль девушки, на секунду обозначившийся четко, как камея, и снова навсегда растаявший во мгле, вот жесткие эгоистичные лица прохожих в квартале богатых клубов, вульгарные английские световые рекламы, старая нищенка, просящая милостыню около театра. Вся эта жизнь — соединение бесстыдного богатства с ужасающей нищетой, — которая совсем недавно заставляла его бледнеть от обличительного гнева, теперь казалась не больше чем занавесом, который вот-вот взовьется над иной, более прекрасной жизнью. Подобно тому, как некогда человеческая энергия почти вслепую создала этот огромный город в низинах и отмелях задумчивого устья реки, точно так же и в будущем по-новому направленная энергия воздвигнет новый город, достойный лучших людей, город, предназначенный для всех, а не только для эгоистического меньшинства…

Вернувшись в свою неуютную комнату, Крис с удовольствием поужинал. Все идет хорошо, все пойдет на лад. Теперь, когда Марта дала ему надежду, он найдет в себе энергию. Он отослал хозяйке грязную посуду и мирно уселся за чтение; изредка отрываясь от книги, чтобы поглядеть на маленькие язычки пламени, он строил новые воздушные замки. Потом он возвращался к книге и с азартом вел конспект.

Незадолго до девяти часов его отвлек шум у дверей, И в комнату взволнованно вплыла грузная квартирная хозяйка.

— Там вас внизу спрашивает какая-то молодая женщина, — сказала она, громко шмыгая носом и тем выражая чрезвычайное презрение к упомянутой молодой женщине.

— Меня? А кто она такая? — спросил Крис, спрашивая себя, зачем Марта явилась к нему. Может быть, с ней что-нибудь случилось?

— Говорит, будто она леди Хартман, — сказала хозяйка, еще более свирепо шмыгая носом.

— Моя сестра! — воскликнул Крис, в изумлении вскакивая на ноги. — Попросите ее сейчас же сюда, пожалуйста.

— Ваша сестра! Леди Хартман! Хм, — сказала хозяйка. — Не знаю, могу ли я позволять молодым женщинам приходить в такой поздний…

— Не болтайте вздора, — резко сказал Крис. — И будьте любезны не вмешиваться не в свое дело.

Он протиснулся мимо нее и заглянул в колодец зловонной лестничной клетки.

— Это ты, Жюли? — позвал он. — Иди сюда!

Хозяйка куда-то исчезла, и Крис вернулся в комнату. Он сунул в карман письмо Марты, которое он только что перечитывал, пододвинул свое единственное кресло к камину и подбросил в тлеющий огонь еще несколько кусков антрацита. Зачем пришла Жюли? Неужели они узнали о Марте? Ну если они только попробуют вмешаться, он будет драться всерьез. Или это — более вероятно — какой-нибудь новый дурацкий проект и Жюли послана к нему для переговоров? Но почему в такой поздний час?..

— Крис!

Он поднял голову и увидел Жюли, стоящую на пороге. В скудном свете Крис, смущенный ее неожиданным приходом, успел только разглядеть, что она без шляпы, что на ней длинная меховая шубка поверх бального платья и что ее красивое лицо очень бледно.

— Привет! — сказал Крис, пытаясь быть спокойным и деловитым. — Входи. Прости, что тебе пришлось ждать.

Он шагнул к ней навстречу, намереваясь пожать ей руку и обменяться традиционным братским поцелуем. Она оттолкнула его.

— Не целуй меня, не целуй меня! — испуганно воскликнула она.

— Ах так! — несколько обиженно сказал Крис, закрывая дверь и задергивая старую ветхую портьеру, чтобы насколько возможно оградить себя от любопытства квартирной хозяйки. — Но по крайней мере будем друзьями хоть настолько, чтобы пожать друг другу руки.

— Нет, нет, — пробормотала она с таким ужасом, что Крису это показалось ни с чем не сообразным. — Ты не должен даже прикасаться ко мне. Не должен!