— Вот и хорошо, устраивайся, принимай батальон и отпускай вояку домой, он израненный весь. Наползался по горам на десять лет вперёд.

Приём батальона Бурцев начал с построения личного состава, ознакомился с каждым офицером и прапорщиком. Каждого спросил: откуда прибыл, сколько в должности и в Афганистане, состав семьи и где находится семья в данный момент. Всё аккуратно записывал в толстую тетрадь. В ходе осмотра он обнаружил, что все были немытыми, на многих было грязное бельё, и почти у всех были вши. Все солдаты жаловались на отсутствие чистого белья и бани. Собрав отдельно командиров рот и своих заместителей, он спросил:

— Почему так плохо, почему солдаты все вшивые?

Ответил капитан Карпенко, самый бывалый из ротных:

— Во-первых, солдаты в рейдах по кишлакам лазят, душманов ищут, заодно и их тряпьё трясут. Знаете, за всеми не уследишь. Некоторые, так и норовят чего-нибудь себе в мешок засунуть. А там же все кишит вшами. А во-вторых, бани не было уже три месяца, товарищ майор. Раньше хоть раз в месяц приезжал с дивизии помывочный пункт. Разворачивали душевые, вошегубка приезжала, а сейчас ничего нет. Говорили зампотылу, а он только руками разводит. Хотели полковую баню построить, да что-то заглохло.

После смотра Бурцев пошёл к командиру полка.

— Ну, как на новом месте? Как идет приём батальона? — спросил Лужин.

— Плохи дела, товарищ подполковник, батальон весь во вшах, жалуются люди, бани уже три месяца не было.

— Да знаю я, у меня весь полк завшивел. Звонил в дивизию, что-то у них там сломалось, не могут прислать вошегубку с баней.

— Давайте свою построим. Хоть самую примитивную. На горе поставим емкость, а внизу соски. Хотя бы летний душ, и то уже хорошо.

— Гузов появился, — засмеялся Лужин.

— А кто такой Гузов?

— Гузов — хороший человек, бывший зам по тылу. Тоже баню мечтал построить. Где-то в автопарке и цистерна лежит. Девятикубовку от летунов привёз, с топливозаправщиков, что ли. Нишу в горе вырыл, говорил, три стены уже есть, а бочку планировал, как ты, на горе поставить. Трубу вовнутрь вварил, чтобы соляркой воду греть. Да ты у начвеща спроси, он все покажет.

— А чего же баню не построили?

— Гузов заболел, уехал в Союз — туберкулёз нашли. У меня дел не в проворот, некогда баней заниматься. А вместо Гузова приехал пьяница, пять месяцев как в полку. Ему не до бани — не просыхает. Сюда и таких ссылают.

— Вы дайте команду зам по тылу, чтобы отдал все причиндалы, а я своими людьми построю.

— Да он далёк от этого! Он даже не знает, где она лежит. К тому же он в Союз уехал за углём и дровами. Кашу не на чем варить. Я прикажу начальнику вещевой службы. Вот вы вместе и кумекайте.

Приняв батальон, Бурцев приступил к строительству бани. Идею строительства бани в батальоне все офицеры приняли на «ура». Все трудились, не покладая рук. Цистерну смонтировали на горе, от неё протащили трубу и вварили соски для душа. В трубу, которую вварил ещё Гузов, вмонтировали форсунку. Попробовали, вода грелась хорошо. Кто-то из технарей притащил ещё одну цистерну, её оборудовали под холодную воду. Начальник продовольственной службы предложил полевые кухни.

— Котлы у них пулями пробиты, щи варить в них нельзя, а вот камни самый раз.

Стройматериалов не хватало. Василий не знал, как укрепить вырытые в горе стены, и из чего сделать полки. Но к вечеру помог случай. Солдаты копошились, разгружая уголь и дрова, привезённые из Термеза. Бурцев подошёл к куче дров посмотреть, можно ли что-нибудь использовать для бани. Увидев, что ничего путного нет, он разочарованный ушел. На горке, недалеко от машин стоял командир полка и разговаривал с каким-то офицером. Лужин взмахом руки позвал Бурцева к себе.

— Познакомьтесь, это заместитель командира по тылу, — сказал Лужин. — А это наш новый комбат.

Офицеры пожали друг другу руки.

— Как стройка? Скоро пригласишь мыться? — Миронов, ты пока в Союзе был, он уже почти баню построил. Твою работу выполняет.

— Застопорилась стройка, нужны доски, цемент, — сказал Бурцев.

— Ты знаешь, я тебе кажется, помогу.

— Видишь, машина с угольком стоит и не разгружается? А знаешь, чего она не разгружается? Ночи ждут. Там под углём Миронов, наверняка, водку спрятал: ящики заложил досками, а сверху уголёк. Машину разгрузишь, водку и доски заберешь себе. Поедете к военным строителям и всё за водку выменяете.

— Товарищ подполковник, никакой там водки нет. Это просто людей не было разгрузить, — заныл Миронов.

— Ты чего меня, Миронов, за мальчишку держишь? В полку больше тысячи едоков, а у тебя некем машину разгрузить. Кинь клич прапорам, что у тебя там водка, они тебе эту машину на руках унесут. Если хоть ящик оттуда возьмешь или будешь комбату мешать, создам комиссию, составлю акт о конфискации и материалы в прокуратуру. Сядешь, Миронов, за контрабанду спиртного. Так и быть, возьму на полк это «ЧП». Может, наконец, полк избавится от пьяницы. Куда мне вас прикажете деть: солдаты завшивели, кормишь похлёбкой да хлебом, на блокпостах солдаты болтушку из муки едят, кожа да кости. Вчера из первого батальона одного солдата отвезли в госпиталь. Дистрофия! Ты слышал, майор, о таком диагнозе? А ты Миронов, водку с начпродом жрёшь. Мало, что старослужащие им кушать не дают, так и давать-то нечего: полмешка муки на блокпост и всё. Вы с завскладом тайком афганцам продаете. Я до вас доберусь, Миронов, и вы небо в клеточку увидите. Втроём сядете, за групповую больше дают.