— Так это же потом калеки на всю жизнь! Легче, наверное, ранение в руку или в ногу получить, чем поразить свою печень.

— Оно-то так, только кому до этого есть дело, его же не видно. А ранение, вроде бы, как видно, по ним и учёт идёт. Наверх подают данные о количестве убитых и раненных, а количество больных гепатитом никого не интересует.

Машина ехала по окраинам Кабула. Тут хижины и лавочки граничили с нищетой. Водитель то и дело сбавлял ход, проезжая по обычным грунтовым ухабам. Белое облако пыли поднималось вверх, садясь на плечи и лица прохожих. Наконец они выехали из города. К расположению воинских частей дорога была выровнена грейдером, и ехать стало легче. На обочине, метрах в восьмидесяти от дороги, со стороны города виднелась спираль из колючей проволоки.

— Там мины, — указал рукой на спираль майор. — Наши заминировали.

— А зачем?

— Чтобы на машины «духи» не нападали. Правда, днём спокойно, а как стемнеет, так и начинают автоматами стучать. Днём милые граждане, пойди разберись, кто.

Внутри спирали Бурцев увидел штук пять овец. Они, видно, лежали давно. Тела их были вздутыми, и над ними кружился рой мух. Их было так много, что издалека они выглядели как какой-то движущийся шар.

— А овцы как туда попали? — спросил Бурцев.

— Пастухи овец пасут, а овца, она ж не соображает, забежит на мины и готова. Туда не только овцы, и пастухи попадают. Побежит овцу выгонять и сам там останется.

Василий поглядел вокруг. Сколько видел глаз, кругом была выжженная солнцем серо-желтая земля.

— А где ж они их тут пасут? Ни одного клочка зелёной травы не видать.

— А Бог их знает, овца находит что-то.

Дорога проходила мимо свалки. Её организовали воинские части, разместившиеся невдалеке. Бурцев увидел армейский грузовик. Несколько афганцев сгребали с него мусор. Они копошились, перебирали его, загружали мешки пустыми консервными банками и другим, по их мнению, ценным добром. Другие, загрузив мешки в тачки, двигались в город. Наконец проехали дурно пахнущую свалку. Метров через пятьсот уперлись в КПП. Из будки выскочил солдат с перекинутым через плечо автоматом. Он подбежал к шлагбауму и поднял его. Проехав ещё метров двести, машина остановилась. Бурцев взял чемодан и стал его вытаскивать.

— Да оставь ты его, солдат занесет в мою палатку, — сказал майор, — пойдём, представлю командиру полка.

Палатки размещались длинными рядами. Рядом стояло несколько отдельных палаток, они расположились квадратом под маскировочными сетями, затянутыми на высоких шестах. Квадрат перед палатками тоже был под тенью сетей. Из рядом стоящей водовозки солдат поливал этот квадрат водой. Мелкие струйки воды, вырвавшись из шланга, капельками падали на песок, прибивая пыль, и вскоре квадрат весь был сырым. Испаряющая от него влага и тень от маскировочных сетей создавали ощущение летнего сада.

— Вот наш командир полка, — обернувшись к Бурцеву, сказал майор.

Возле палатки стоял уже не молодой подполковник, невысокого роста и плотного телосложения. В руках он держал головной убор, вытирая платком лысину. Бурцев подошёл к нему, приложил руку к головному убору, представился. Тот подал руку, поздоровался: — «Лужин Николай Николаевич, командир полка, — и пошутил, — ограниченного». Заулыбался.

— Позвольте узнать, почему «ограниченного»? — Тоже улыбнулся ему в ответ Бурцев.

— А так нас правительство окрестило. Ограниченный контингент войск в Афганистане. Может они и правы, хрен их знает. Разве нормальный тут выживет. Только ограниченный, наверняка, и сможет. Как имя отчество ваше?

— Василий Петрович.

— Ну что ж, Василий Петрович, заходи в палатку. Тут мой кабинет, моя спальня и едальня. Присаживайся, — он указал рукой на ряд стульев. Столы в палатке размещались друг к другу буквой «Т». За стулом командира стояла солдатская кровать. Бурцев медленным взглядом обвёл палатку.

— Чего так смотришь, Василий Петрович, быт непривычный? Ничего, пообвыкнешь.

Лужин вёл разговор медленно, словно вытягивая каждое слово. По всему было видно, что этот человек не любил спешки, и делал всё основательно. Вначале расспросил, как дела в Союзе, хотя прекрасно знал, какие там дела. Потом об учёбе, о службе, о личных интересах и только вскользь спросил:

— Почему холост?

— Развёлся, а жениться не успел.

Больше Лужин о личной жизни не спрашивал. Затем стал знакомить Бурцева с особенностями жизни в Афганистане.

— Батальон полностью находится здесь, вторая линия палаток. С одной стороны хорошо — все на глазах, все при тебе. Другие батальоны по блокпостам разбросаны. Охраняют дорогу на Союз в зоне ответственности полка. Зато с другой стороны плохо. Больше всех бегает по горам, душманов гоняет. Так что в рейдах набегаешься, навоюешься, вдоволь. Потом добавил:

— Ничего, что я на ты?

— Я думаю так проще, тут война. Знаете, я уже привык. Когда командир обращается на ты, значит, не будет ругать.