…Едва усевшись в вагон, я разругался с проводником, пытавшимся высадить нас из двухместного купе под предлогом, что, мол, в пути его займут. Маяковский корил меня:

— Я от вас такого не ожидал. Чего разорались? Тем более все кругом спят.

— Но ведь вы сами часто кричите, а у меня прорвалось, — защищался я.

— Я кричу обычно на пользу литературе, а вы — во вред себе.

Ему удалось спокойно, без суеты, уговорить проводника.

Утром Маяковский подружился с трехлетним мальчиком из соседнего купе.

— Здравствуйте, товарищ! — протягивает ему руку Владимир Владимирович.

— Не левую, а правую ручку подай, — внушает рядом стоящая мамаша.

— Как зовут? — спрашивает Маяковский. — Вова.

— Тезка! Сколько лет?

— Тли.

Мамаша поправляет: скоро будет четыре.

— Читать умеешь?

— Буквы знаю…

— Дома у тебя есть игрушки? Какие?

— Лазные.

— Сейчас на вокзале что-нибудь сообразим, здесь, говорят, кустарные вещи продаются, — шепнул мне Маяковский. — И сладостей достанем, чтоб хватило ему до Москвы, — Владимир Владимирович играл с мальчиком, рисовал. В ход пошли спички. Мальчишка до того привязался к дяде, что перекочевал в наше купе.

Но в Вятке Маяковскому ничего не удалось купить ребенку. Помешали,

Когда поезд подошел к перрону, Владимир Владимирович посмотрел в заснеженное окно и удивился:

— С нами, наверное, едет какое-то важное лицо. Смотрите — встречают.

Ему и в голову не могло прийти, что этим «важным лицом» был он сам. Встречами он не был избалован, и такое случилось с ним впервые.

Группа школьников с учителями направилась к Маяковскому и приветствовала его от имени учащихся города. Поезд опоздал на несколько часов, но они дожидались, хотя был трескучий мороз,

Маяковский тронут встречей. Он сердечно поговорил с ребятами и пригласил их в театр, на свой вечер.

Комсод [39] одной из школ попросил Маяковского выступить с благотворительной целью. Он, конечно, согласился. Днем, во время заседания, его слушали делегаты губернского съезда профсоюзов.

Об этих двух встречах писала «Вятская правда». «Поэт — это не певец, воспевающий красивые вещи. Красивое и так красиво. Поэзия — это оружие борьбы, и не плохое оружие. Такое мнение было высказано тов. Маяковским, и правдивость этого мнения доказана поэмой „Хорошо!“… Краткое вступительное слово, поясняющее сущность поэмы, облегчало возможность нашей малоподготовленной аудитории глубже ее воспринять. Вступительное слово было не лишнее. Но и без этого слова поэма „Хорошо!“, поэма, написанная поэтом не по заказу, а потому, что нельзя было не воспеть десятилетие Октября, была бы понятна… Как поэт-борец, выступил вчера тов. Маяковский в Городском театре. Прилизанным мещанам не по вкусу пришлись его резкие ответы. Они не могли слышать хлесткость его острот. Но и они, пожелавшие отвергнуть Маяковского как поэта, вынуждены были все же признать силу его таланта…»

«Вчерашний день принес новые доказательства роста культурности масс. Губернский съезд профсоюзов пригласил выступить на нем с чтением своих стихов тов. Маяковского. Литература — один из значительных элементов культуры. Съезд профсоюзов, как зеркало, отобразил рост культурных запросов трудящихся масс нашей губернии. Маяковский говорил съезду, что он пришел, прежде всего, для того, чтобы получить проверку понятности своего творчества рабочими массами. Это — не плохо и важно. Но еще важнее — это то, что вчерашний день на маленьком, но, несмотря на это, очень наглядном факте еще раз показал, как быстро растет в наших советских условиях культурность масс».

— Такой небольшой город, а сколько удовольствия! — так воспринял Маяковский Вятку.

Многое пришлось ему здесь по душе: статьи в газете к приезду и в день отъезда, встреча со школьниками на вокзале, хороший вечер в театре и, наконец, новая гостиница с простой и удобной мебелью, с большой пепельницей на столе (он много курил и не терпел маленьких пепельниц).

В промежутке между двумя выступлениями Владимир Владимирович предложил мне сыграть «заключительную» партию на бильярде. По дороге я хотел забежать а магазин — купить вятского масла.

— Что за идея? Бросьте возиться!

Я настаивал на своем.

— Не вертите вола! Или вы идете со мной в бильярдную, или я вас не пущу в вагон с маслом!

В бильярдной было холодно и грязно. Я сказал, подражая его манере:

Шел по улице люматка, поносел и весь дрожал [40] .

Он немедленно проскандировал:

Отец, отец, оставь угрозыск, Свою Ратаму не брани! [41]

Масло я все-таки купил. А ему сказал уже на перроне:

— Ну, хорошо, масло вам не нужно. Но вятские, кустарные изделия, я надеюсь, вы повезете в Москву?

— Это другое депо, это я люблю.

И тут же он накупил разных шкатулок и безделушек.

Он был противником всяческих «запасов». Но через час после приезда в Москву домработница Паша принесла мне визитную карточку и на ней лишь два слова: «Одарите маслом». Паша объяснила:

— Как дома втолковали, сразу подействовало. — И унесла полбруска.

Потом Маяковский признался: