Шрифт:
Как вы возбуждены!
Чудовищно возмущены! Ведь в пятнадцать еще невозможно любить!
У вас еще море времени для любви, несмышленые непоседы! Вам ведь еще неведомо, что такое любовь. Вас следует отлупить по задницам!
А что, если у тебя будет ребенок?
Так говорите вы!
Ведь вы так хорошо понимаете нас. И нам следует быть благодарными за наших — таких дорогих — родителей и за наших — таких дорогих — учителей, за то, что они у нас есть!
У нас есть дрянь!
Ничего у нас нет!
Никого!
И вдруг мы находим друг друга.
А вы? Что делаете вы?
Вы тотчас отбираете нас друг у друга!
Двенадцать часов сорок пять минут. Я снова покорно лежу в постели в «Квелленгофе». Ноа принес мне из столовой еду в двух алюминиевых мисках. И этот странный памфлет.
Я великолепно управился по времени. Когда я вернулся домой, господин Гертерих скорбно взглянул на меня и сказал:
— По вашей милости я еще попаду к чертям на сковородку.
— Не попадете, — заверил я. — После еды я снова лягу, а вечером меня, послушного, осмотрит дядя доктор. Жар тогда уже спадет. Расстройство желудка. Такое бывает. Кстати, я слышал, Али вчера снова был с вами заносчив.
— Да, несносный ребенок… Потребовал, чтобы я мыл ему ноги.
— Позвольте только, господин Гертерих, я его проучу.
— Правда?
— But how! [26]
Тут он просиял, бедный малый.
Ну что ж, если другого выхода нет, негритенок получит сегодня по полной программе! Если все пойдет, как я хочу, дружба господина Гертериха будет мне скоро нужна как воздух, жизненно необходима. У меня часто будет случаться жар по утрам…
И вот Ноа стоит передо мной, подает мне три исписанные мелким почерком странички, о чем они, я уже отчасти написал, но это не все.
26
Еще как (англ.).
— Что означает эта мура?
— Это не мура, а потрясающий документ, запечатлевший человеческое отчаяние, — говорит он, ухмыляясь.
— Сегодня утром здесь творилось такое… С кровати упадешь от удивления. Кстати, как все прошло?
— Спасибо.
— Судя по голосу, должно быть, дело дрянь.
— Заткнись!
— Но-но-но! Уж не любовь ли это?
— Да.
— Тогда прости, пожалуйста, — он снова ухмыляется и говорит: — Вот Распутница обрадуется!
— Что стряслось сегодня утром?
— Шеф задал жару Гастону и Карле! Выгнал из интерната. Они уже уехали. На поезде в десять пятьдесят: он — в Париж, она — в Вену. Все происходило молниеносно. Шеф — странный малый. Иногда его месяцами не слышно, а потом ни с того ни с сего — раз!
— Что случилось?
— Фрейлейн Гильденбранд застукала их вчера в лесу. Именно Гильденбранд. Она едва еще что-то видит. Но сразу донесла шефу. А шеф в таких вещах шуток не понимает. Еще вечером было собрание учителей. Шеф позвонил родителям Гастона и Карлы и сообщил, что он обязан без промедления выгнать их чудесных детей и почему. А чудесным детям он объявил это только сегодня утром. У шефа и учителей они уже давно на мушке. Первое предупреждение, второе предупреждение. Событие в лесу оказалось, так сказать, последней каплей, переполнившей чашу.
— Так это случилось сегодня утром?
— Это случилось на уроке латыни. Кстати, шеф, сам того не подозревая, испортил Хорьку шутку.
— Как это?
— Хорек выдумал кое-что особенное, психологическую ловушку. И, насколько я знаю нашего брата, дело бы выгорело. Но теперь, конечно, все коту под хвост.
— Расскажи!
— Ты помнишь историю с нюхательным табаком?
— Которую устроил Гастон?
— Да. Сегодня утром — на первом уроке латыни — Хорек входит в класс, направляется прямо к Гастону и говорит: «Ну так что?» — «Пардон?» — спрашивает Гастон. — «Нюхательный табак, — отвечает Хорек. — Будет мне понюшка или не будет?»
— Черт возьми!
— Да, и мы так подумали. Это он в самом деле чудесно выдумал! Гастон встает, протягивает ему табак и потрясенно лепечет: «Вуаля, месье!» Хорек нюхает. Затем нюхают все остальные мальчишки в классе. Некоторые даже хлопают в ладоши. Но соль не в этом.
— А в чем?
— Когда все мальчишки нюхнули, Хорек говорит: «А теперь, господа, как ни прискорбно, Тацит. Что до остального, предлагаю: пусть мы с сегодняшнего дня, только после урока… — Ноа набирает воздуха — будем нюхать табак», — хотел он сказать! Но посреди этой первоклассной фразы вклинивается шеф и сообщает, что Гастон изгнан и должен спешно собирать вещи, чтобы успеть на поезд в десять пятьдесят. Испортил пьесу.