— Тебе и кровь будут брать?

— Ну, наверное…

— И из пальца, и из вены?!

— Наверное, — повторила Наташа.

Кирилл поежился. И потянулся к ней, насколько позволял ремень на его креслице.

— Я буду за тебя волноваться, — шепнул он ей на ухо.

— Ну, хватит нежничать, — раздраженно сказал Артур.

Кирилл торопливо чмокнул Наташу в щеку и откинулся на спинку кресла.

Наташа помахала Кириллу рукой и закрыла дверь машины. Артур рванул с места так, что колеса взвизгнули.

Ревность… И ее ревновать вздумал, и сына к ней. Может, правда, к психологу сходить? Ну не знает она, как быть. Народ считает: ревнует — значит любит. Ну да, — невесело усмехнулась Наташа, — а еще говорят: бьет — значит любит. Чего только не говорят…

Интересно, а чем бы все кончилось, если бы она последовала Ленкиному совету «молчать, вздыхать и загадочно улыбаться»! Да, она же обещала отзвониться… Нет, потом как-нибудь. Поликлиника — не то место, где можно говорить с подружкой даже по телефону.

…Гинеколог, у которого, по настоянию Артура, Наташа наблюдалась эти несколько месяцев, сказал, что вот теперь она абсолютно здорова, что ее организм окреп, и ей можно сделать новую попытку.

Вечером Артур, конечно, спросил, что сказал врач. И Наташа пересказала ему все. Кроме последнего — про новую попытку.

Никаких новых попыток ей делать не хотелось.

Потому что девочку Маринку она не забыла.

Артур за день немного поостыл и был с Наташей вполне вежлив. А потом вдруг попросил у нее прощения.

— Ну пойми, Наташа, что я должен был думать? — сказал он знакомую фразу, но совсем другим тоном. — Ты действительно безумно похорошела… Ты как-то отстранилась от меня. Ну, я твою холодность относил к тому, что ты все еще переживаешь. И вдруг — «не поеду с вами», какая-то фигня про диссертацию… Я от первой жены уже по уши наелся ее свободы и всего, что с ней связано! И я не допущу, чтобы это повторилось с тобой!

Он опять начал злиться. Снова сжатые кулаки. Вместо неуклюжей повязки — несколько полосок пластыря… И теперь видно, что там сильный ушиб. Словно он саданулся обо что-то со всего маху…

«Не саданулся, а саданул, — вдруг догадалась Наташа. — Со злости…»

Вечером отец и сын в детской гоняли какую-то компьютерную игру. И вдруг Наташа услышала, что Артур испуганным голосом зовет ее. Она бросилась в детскую.

— Опять… — растерянно сказал Артур. Он стоял у кроватки Кирилла, обмахивая его какой-то одежкой. Кирилл лежал без чувств. И был горячий-горячий.

Артур поехал за врачом, который вел Кирилла. Наташа обтирала ребенка водой с уксусом и слушала его бормотание. В нем часто звучало ее имя. И слово «папа».

Приехал врач, сделал какой-то укол, почему-то укоризненно посмотрел на Наташу и сел в кресло ждать результата инъекции. Артур сам принес ему кофе и большой пузатый бокал, налитый на четверть коньяком. И указал Наташе глазами на дверь.

Прошло, наверное, около часа. Наташа сидела в гостиной и напряженно ждала. Наконец врач и Артур вышли в прихожую. Врач что-то тихо говорил Артуру, а потом повысил голос и сказал:

— Обязательно скажите своей жене, что кричать при вашем сыне строжайше запрещено. Строжайше!

И опять забормотал что-то вполголоса.

Потом Артур заглянул к ней.

— Я отвезу Якова Александровича. Иди к Кириллу.

Кирилл спал уже спокойно, температура снизилась.

Наташа взяла книгу, попыталась читать. Но совершенно не понимала, что видят ее глаза.

— Зачем Артур соврал врачу? — вслух сказала она то, о чем все время думала. И испуганно глянула на Кирюшку. Нет, спит, не разбудила.

Он был такой слабый и беззащитный сейчас! И такой родной…

Родной… Она привязалась к нему не сразу — а ниточка за ниточкой. Но этих ниточек было уже так много, что они переплелись, перепутались между собой в толстый канат. Ужасно крепкий.

Гораздо крепче, чем ее чувства к Артуру.

Вот как получается: ребенок, которого она получила в нагрузку к своему браку, теперь держит этот ее брак, как атлант небо…

Артур вернулся нескоро и зашел в детскую со словами:

— Ну все. Можешь быть свободна!

Но она не двинулась с места, только посмотрела на него. Он словно споткнулся об этот ее взгляд. Пожал плечами:

— Ладно, сиди, если хочешь, — и вышел.

Но через некоторое время снова зашел, уже в халате после душа, потрогал лоб сына и прошептал Наташе.