— Знаю эту банду! — угрюмо бросает начальник полиции. — Не беспокойтесь, господин Тайминь! Все получат по заслугам.

— Остальные тоже?

— Разумеется. Мой девиз — закон и порядок. Но в первую очередь нам надо выяснить, кто в действительности принимал участие в вашем похищении, — говорит префект. — Это потребует известного времени. Запаситесь терпением.

— Могу вас избавить от этих затруднений… Запишите: депутат Борк! Консул Фрекса! Редактор Дикрозис!

На набережной народу все прибывает.

— Мне это не нравится! — гневно говорит Берлинг, показывая широким жестом на автомобили репортеров, фотографов, радиокомментаторов, на установленные в нескольких местах прожекторы. — Как я сразу не сообразил! Готов себя убить за это… — продолжает он. — Поведение Хеллера и его предложение мне с самого начала показалось подозрительным, но…

— О чем ты говоришь? — недоуменно спрашивает кто-то из лоцманов.

— О провокации! Ты что, не видишь, для чего они собрались на набережной? Тайминя встречают! — В его голосе звучит отчаяние.

— Я их предупрежу! — предлагает кто-то из лоцманов.

— Поздно! Они с минуты на минуту должны подъехать, мы уже ничего не в силах предпринять.

Консул Фрекса сидит в своей машине и поглядывает на часы.

— Запаздывают, — говорит он сидящему рядом Борку.

— Ничего, — улыбается Борк. — Стоит потерпеть.

— Господа, еще немного терпения, — радушно улыбается журналистам Дикрозис. — Еще минуточку терпения, и вы станете свидетелями неслыханной в Криспорте сенсации. Можете мне поверить! На такие вещи я мастак.

Журналисты отвечают на это признательной улыбкой.

…С командного мостика «Советской Латвии» Акмен с Дубовым напряженно наблюдают за необычной суетой на набережной.

— Что же они решили там учинить? — как бы самого себя спрашивает Акмен.

— Понятия не имею.

— Новую провокацию? В таком случае они опоздали. Через пятнадцать минут к нам на борт подымется лоцман.

— Лоцмана можно задержать. Не знаю, какая роль отведена нам в спектакле, но одно ясно: без нас он потерял бы всякий смысл.

Берлинг поглядывает на огни, обозначающие место якорной стоянки «Советской Латвии».

— Через десять минут я должен быть на судне, — негромко говорит он. — Стало быть, все произойдет в эти десять минут.

— Или не произойдет, — впервые за это время кто-то из лоцманов решается высказать надежду. — Они давно должны были быть здесь.

Атмосфера в гавани все больше сгущается. Консул Фрекса поминутно глядит на часы. Борк спокоен, хранит молчание. Дикрозис пытается утихомирить репортеров.

Где-то вдалеке сигналит автомашина. Все замирают. Автомобильный сигнал уже совсем близко. На набережной появляется старенький «фордик».

— Зажечь прожектора! — командует Дикрозис.

Набережную заливает ослепительный свет. Начинается невообразимая кутерьма. Журналисты выхватывают из карманов блокноты. Фотографы налаживают свою аппаратуру. Радиокомментаторы проверяют микрофон. Кинооператоры приводят в готовность камеры.

Но «форд» обгоняет другая машина. И тут тишину разрывает голос Дикрозиса:

— Вот вам, господа, обещанная сенсация! — исполненным осуждения жестом он показывает на Тайминя, который вылезает из машины в сопровождении Норы и старого лоцмана.

Какое-то мгновение Тайминь стоит неподвижно, будто специально позирует фотографам и киносъемщикам, которые с великой поспешностью снимают его. Затем он поворачивается к машине, из которой уже вылез начальник полиции. Префект любезно берет Тайминя под руку и ведет к причалу, куда, завывая сиреной, подруливает полицейский катер. На короткий миг наступает всеобщее замешательство. Затем раздаются ликующие крики лоцманов.

Консул Фрекса запускает мотор автомобиля.

— Эту кашу вы будете расхлебывать сами, — злобно говорит он Дикрозису.

— Идиот! Нашел время для упреков, — огрызается Борк. — Гони быстрее!

— Выключить прожекторы! — лишь теперь спохватывается Дикрозис.

Однако осветители не выполняют приказания. Камера продолжает съемку.

— Проклятие! — орет взбешенный Дикрозис. — Погасить свет!

Префект поворачивается к толпе.